Труды классиков природосообразной педагогики
	Иоганн Песталоцци МЕТОД ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА ПЕСТАЛОЦЦИ (Приводится по изданию: Я. А. Коменский, Д. Локк, Ж.-Ж. Руссо, И. Г. Песталоцци. Педагогическое наследие. М.: Педагогика, 1989 г., 416 стр, ISBN 5-7155-0164-4)
Я стараюсь психологизировать обучение, стараюсь привести его в соответствие с природой моего ума, моего положения и условиями моего существования. Поэтому я не исхожу из каких-либо определившихся видов обучения, как таковых, а просто спрашиваю себя: что бы ты сделал, если бы захотел передать какому-либо отдельному ребёнку весь объём знаний и навыков, в которых он нуждается для того, чтобы хорошо обеспечить свои наиболее существенные потребности и тем самым добиться внутреннего удовлетворения? Полагаю, что человечеству для подобных целей нужно точно то же, что и отдельному ребёнку. Более того, я думаю, что ребёнок бедных родителей нуждается в ещё более совершенных средствах обучения, чем дитя богачей. Правда, природа делает много для рода человеческого, но мы отклонились с её пути: бедняк отторгнут от её груди, богатые же портят себе всё своей невоздержанностью и своим легкомысленным отношением к щедрым дарам природы. Мрачная картина! Но никогда, с тех пор как в состоянии был видеть, я не видел её иной. В этом лежит причина живущего во мне стремления не довольствоваться полумерами, а в корне излечить недуги школьного дела, которые лишают сил большинство народов Европы. Этого, однако, нельзя сделать в сколько-нибудь существенном объёме, если не подчинить виды всего обучения тем вечным законам, по которым человеческое познание подымается от чувственных восприятий (simmlichen Anschauungen) к чётким понятиям. Согласно этим законам я старался упростить составляющие всякого человеческого знания и расположить их в последовательные ряды. Психологическое воздействие этого должно заключаться в том, чтобы обеспечить даже самым низшим слоям народа обширные знания природы, общую чёткость основных понятий и насыщенную тренировку в существеннейших навыках. Я знаю, что на себя беру. Но ни трудности этого дела, ни ограниченность моих умений и знаний не помешают мне внести свою лепту для достижения цели, столь важной для Европы. И если, господа, я излагаю вам здесь итоги трудов, поглотивших всю мою жизнь, то прошу вас лишь об одном — чтобы вы отделили те из моих утверждений, которые могут показаться сомнительными, от таких, которые являются бесспорными. Я хочу, чтобы мои педагогические положения в их окончательном виде целиком покоились на полнейшей убеждённости или по крайней мере на целиком признанных предпосылках. Моей самой существенной, исходной точкой зрения является следующая: созерцание [чувственное восприятие] человеком самой природы является единственной истинной опорой обучения, так как оно (созерцание) является единственной основой человеческого познания. Всё, что следует затем, является просто итогом, или отвлечённым обобщением, этого чувственного восприятия. Следовательно, в каждом случае, когда оно незаконченно, односторонне и незрело, и итог его будет неопределённый, неуверенный и ненадёжный; и в каждом случае, когда оно неправильно, венцом его будет заблуждение и ошибка. Исходя из этой точки зрения, я задаю себе вопрос: что делает сама природа для того, чтобы представить для меня мир, поскольку я с ним соприкасаюсь, в правильном виде? Т.е. какими средствами она пользуется, чтобы довести во мне самом это восприятие окружающих меня существенных вещей до удовлетворяющей меня зрелости? И я отвечаю: она использует для этого моё положение, мои потребности и обстоятельства, в которых я нахожусь. Через моё положение она определяет способ моего восприятия окружающего Мира; через мои потребности она вызывает мои усилия; используя обстоятельства, в которых я нахожусь, природа повышает мою внимательность до осторожности и тщательности. Таким образом, через первое она образует чувственные основы (sinnliche Fundamente) моих знаний, через второе — основы моей профессии, через третье — основы моей добродетели. Теперь я спрашиваю себя: какие искусственные средства дал опыт тысячелетий в руки человечеству, для того чтобы усилить это влияние природы на развитие у людей разума, способности к труду и добродетели? Эти средства — язык, умение рисовать, умение писать, считать и измерять. И когда я пытаюсь найти общий источник всех этих составляющих человеческого искусства, то нахожу его в основном свойстве нашего сознания обобщать полученные от природы через органы чувств впечатления в некое единство - понятие. Из вышеизложенного следует, что всякий раз, когда искусство обучения не считается с этими подлинными восприятиями, которые мы получаем от природы, а забегает вперёд, оно становится источником притупления чувств (sinnlichen Verhärtung). Неизбежным следствием этого являются односторонность, искажение, поверхностность и соединение с зазнайством заблуждения. Любое слово, число, любая мера — итог деятельности разума, основанный на зрелых восприятиях. Однако до тех пределов, за которыми начинается независимая от чувственных впечатлений (der sinnlichen Eindrücke) самостоятельная деятельность нашего сознания, ход развития этих впечатлений в отчётливые понятия гармонически соответствует законам физического механизма. Мимика предшествует иероглифам, иероглифы — вполне сложившемуся языку, так же как наименования единичных предметов (nomen proprium) предшествовали родовым (dem genus). Только благодаря такому развитию, гармонически сочетающемуся с механизмом созерцания, культура помогает мне из океана расплывчатых и смутных восприятий вычленить более определённые, а из этих определённых восприятий создаёт сначала ясные, а из них уже и чёткие понятия. Всё искусство обучения человека, таким образом, представляет собой в основном следствие физико-механических законов,^1 из которых самыми существенными являются следующие: 1. Приведи в своём сознании все по существу взаимосвязанные между собой предметы в ту именно связь, в которой они действительно находятся в природе. 2. Подчини все несущественные вещи существенным и в первую очередь поставь впечатления от природы и её подлинной правды выше получаемых тобой в ходе обучения опосредствованных впечатлений. 3. Не придавай никакой вещи в своём представлении большего значения, чем то относительное значение для человечества, которое эта вещь имеет в природе. 4. Систематизируй все существующие на свете предметы по их сходству. 5. Усиливай впечатление, которое производят на тебя важные предметы, заставляя их воздействовать на различные твои органы чувств. 6. В каждой области расположи знания в такой последовательный ряд, чтобы каждое следующее понятие включало в себя маленькое, почти незаметное добавление к глубоко внедрённым, ставшим незабываемыми прежним знаниям. 7. Научись доводить до полного совершенства простые вещи, прежде чем ты перейдёшь к чему-нибудь сложному. 8. Рассматривай зрелость как итог полного развития плода во всех его частях и считай, что каждое правильное суждение также является итогом завершённого во всех своих частях восприятия предмета, о котором производится суждение. Опасайся кажущегося завершения его созревания, ибо оно подобно мнимой зрелости червивого яблока. 9. Все физические процессы, безусловно, необходимы, и эта необходимость является итогом искусства природы, заключающегося в той соразмерности, с которой она соединяет между собой для достижения какой-либо цели все кажущиеся разнородными составляющие своей материи. Подражающее природе искусство должно подобным же образом стараться поднять цели, к которым оно стремится, до физической необходимости, соединяя для достижения своей цели все составляющие искусства в гармонической соразмерности. 10. Богатство и разнообразие воздействующих на человека явлений природы и области их действия служат причиной того, что итоги физической необходимости носят на себе отпечаток свободы и самостоятельности. И здесь искусство обучения должно подражать природе: путём создания богатства и разнообразия средств воздействия и области их применения оно должно добиваться, чтобы и его итоги всегда носили на себе отпечаток свободы и самостоятельности. 11. Прежде всего познай великий закон физического механизма, а именно: воздействие на тебя предмета всегда и неизменно зависит от того, находится ли он в физической близости или в отдалении от твоих органов чувств. Никогда не забывай о том, находятся ли окружающие тебя предметы близко или далеко от тебя, установи всё положительное в твоём восприятии, в твоём профессиональном развитии и даже в твоей добродетели. Однако и этот закон твоей природы полностью зависит от другого закона. Он непосредственно связан со средоточием всего твоего бытия, а таким средоточием являешься ты сам. Не забывай этого, человек! Всё, что ты из себя представляешь, всё, что ты хочешь, всё, что ты должен сделать, исходит от тебя самого. Всё должно исходить, как из средоточия, из твоего чувственного восприятия (physiche Anschauung), и таким средоточием являешься опять-таки ты сам. Существенным из того, что искусство обучения всеми своими действиями присоединяет к простым действиям природы, является следующее: предметы, которые в природе находятся в разбросанном виде и на больших расстояниях, оно стягивает в более узкий круг и в зависимости от обстоятельств подводит их ближе к пяти органам чувств, что облегчает запоминание. Главное, оно повышает чувствительность самих органов чувств и путём упражнения помогает человеку получать изо дня в день всё более многочисленные, правильные и прочные представления об окружающих его предметах. Механизм природы во всём своём объёме совершенен и в то же время прост. Человек, подражай ему! Подражай этой деятельности совершенной природы, которая из семени громадного дерева сначала выгоняет незаметный росток, а затем путём таких же незаметных, но из часа в час, из суток в сутки постепенно накапливающихся приращений сначала создаёт основу ствола, затем основу главных, затем мелких ветвей — и так до конечных побегов, на которых висит сменяющаяся листва. Наблюдай за тем, как совершенная природа заботится о каждой отдельной вновь созданной части, как она её охраняет и как каждая новая часть прикрепляется ею к старым частям, обладающим проверенной жизнеспособностью. Наблюдай за тем, как распускаются её чудесные цветы из глубоко заложенных бутонов. Посмотри, как быстро теряет она обильную цветами красоту своей первой юности! Слабый, но во всём своём существе вполне законченный плод каждый день прибавляет нечто существенное к тому, что он уже из себя представляет, и так в течение месяцев постепенно растёт, вися на питающей его ветви, пока не упадёт с дерева совершенно зрелый и законченный во всех своих частях. Посмотри, как мать-природа одновременно с тем, как распускается первый поднимающийся вверх побег, заставляет развиваться и зародыш корня и как глубоко в лоно земли она зарывает самую драгоценную часть дерева! Вглядись, как она преобразует в корень неподвижный ствол, как из самого сердца ствола она образует главные ветви, а из глубины главных ветвей растит боковые побеги. И при этом она даёт самым слабым, самым удалённым частям силу, для них достаточную, и ни одной, ни единственной части она не даёт силу в ненужном, непропорциональном, излишнем объёме. Механизм чувственной человеческой природы по существу своему подчиняется тем же законам, согласно которым физическая природа повсеместно развивает свои силы. Согласно этим законам наиболее существенные части преподаваемого предмета должны быть прочнейшим образом запечатлены в сознании человека; затем постепенно, но с неослабевающей силой к этим существенным частям должны быть добавлены менее существенные таким образом, чтобы все части преподаваемого предмета, даже самые мелкие и удалённые, сохранили между собой живую, но соответствующую своему значению связь. Я иду дальше и задаю следующий вопрос: что сделала Европа, чтобы использовать эти законы физического механизма при обучении всем предметам в народных школах? Я спрашиваю: что сделала Европа для того, чтобы привести начальные средства человеческого познания, которые мы приобрели в итоге многотысячелетних усилий, в соответствие с существом человеческого разума и вышеупомянутыми законами физического механизма? Что сделал наш век для того, чтобы использовать сущность этих законов по крайней мере в организации своих учебных заведений, в преподавании языка, рисования, письма, чтения, счёта и измерения? Я ничего подобного не вижу. В существующей организации этих учреждений, по крайней мере постольку, поскольку они рассчитаны на низшие слои человечества, я не вижу никаких следов заботы о соблюдении общей гармонии целого и той психологической последовательности, которой в основном требуют эти законы. Нет! Широко известно, что существующие в школах для низших слоёв народа способы обучения не только пренебрегают этими законами, но оказывают им грубое, бросающееся в глаза и всеобщее противодействие. И если я вновь задаю вопрос: «Каковы же очевидные последствия такого грубого небрежения этих законов для низших слоёв населения Европы?», — то я не могу скрыть от себя следующего: очевидным итогом небрежения этих законов, итогом такой системы обучения, при которой беднота получает в наших школах клочкообразные, лишённые психологической основы, бессистемные знания, является огрубение чувств, односторонность, поверхностность и самонадеянная пустота, которые характерны для народных масс нашего времени. Итак, проблема, которую мне надлежит разрешить, заключается в следующем: используя физико-механические законы, при помощи которых наш ум от чувственных восприятий переходит к высшей ступени — чётким понятиям, я должен привести составляющие каждого искусства в соответствие с сущностью моего ума. У природы есть два всеобщих вводных средства всякого искусства, применение которых должно предшествовать всем другим средствам искусства или во всяком случае осуществляться одновременно с ними, — это пение и чувство прекрасного. Пением мать убаюкивает своего младенца^2; но мы ни в чём не следуем природе, и в данном случае также. Не успеет ребёнку исполниться год, как умолкает песня матери; вообще она больше уже не мать отвыкшему от неё ребёнку. Для него, как и во всех других отношениях, она только рассеянная, перегруженная женщина. Увы! Но это так. Несмотря на то что искусство существует уже многие тысячелетия, мы всё же не достигли того, чтобы к колыбельной песне кормилицы присоединить, ступень за ступенью, целый ряд народных песен, которые и в хижинах, где живёт народ, развились бы от нежных колыбельных песен до высоких песнопений, прославляющих Творца. Но я не могу останавливаться подробно на этом неосвещённом вопросе — я вынужден только коснуться его. Между тем в отношении чувства прекрасного дело обстоит точно так же: вся природа полна очаровательных и возвышенных образов, но Европа не сделала ничего ни для того, чтобы развить в простом народе понимание этих образов, ни для того, чтобы привести их систему, восприятие которой правильно развивало бы чувство прекрасного. Напрасно всходит для нас солнце, напрасно оно садится. Напрасно раскрывают луга и поля, горы и долы свои бесчисленные красоты — для нас они ничто! И здесь я ничем не могу помочь. Но эта брешь должна заполниться, если народное образование когда-либо возвысится над своими теперешними бессмысленными, варварскими установками и пойдёт по пути соответствия с существом нашей природы. Я отвлекусь от всеобщих вводных средств искусства и обращусь к образам, которые следует использовать для обучения особым средствам искусства — речи, чтению, рисованию, письму, счёту и измерению. Ещё до того как ребёнок издаст свой первый членораздельный звук, он уже обладает разносторонним сознанием всех чувственных сущностей, которое создалось в итоге воздействия предназначенного ему для этого круга опыта. Ребёнок чувствует, например, что кремень имеет свойства, отличные от свойств дерева, а дерево — иные, чем стекло. Для того чтобы это смутное сознание стало отчётливым, ребёнку необходим язык. Ему нужно дать названия различным известным ему вещам и их свойствам. Я, таким образом, связываю язык со знаниями, имеющимися у ребёнка, и расширяю их, чтобы усовершенствовать его речь. Язык же делает более чёткими для ребёнка те впечатления, которые восприняли его органы чувств^3, и это уточнение впечатлений является общей предпосылкой всякого обучения, которое делится на два основных вида: либо детей ведут через знакомство с названиями к знакомству с вещами, либо, наоборот, их ведут через знакомство с вещами к знакомству с названиями. Я придерживаюсь последнего способа. Я хочу, чтобы наблюдение всегда предшествовало слову и чтобы точные знания предшествовали суждению. Я хочу, чтобы слово и речь в сознании человека утратили свой [чрезмерный] вес, и, напротив, хочу обеспечить действительному впечатлению от чувственного восприятия столь несомненно подобающий ему существенный перевес над слышимым и произносимым словом. С самых ранних шагов развития я хочу ввести своего ребёнка во всё многообразие окружающей его природы; хочу устроить его обучение речи, собирая для этого все простые произведения природы. Хочу очень рано научить его извлекать общие физические понятия из частных и научить его обозначающим их словам и выражениям. Хочу всюду заменить метафизические общие понятия, с которых мы обычно начинаем обучение наших детей, физическими общими понятиями, и только тогда, когда во всём объёме создана и упрочена единственно подлинная опора человеческого познания — созерцание природы, - только тогда я считаю возможным начать обучение грамоте, связанное со сложным процессом обобщения. Но и мой букварь представляет из себя не что иное, как собрание лёгких рассказов, при помощи которых каждая мать, пользуясь поводом, который даёт ей звук, связанный с каждой из букв, может познакомить своего ребёнка во всём объёме с наиболее существенными явлениями окружающей его природы. (...) В этом я также подражаю природе. Моя первая детская книга для чтения представляет собой словарь: это свидетельство о далёком прошлом всего, что есть, это язык во всём своём объёме, — вот чем является моя первая книга для чтения. Затем постепенно, через ряд повторяющихся незаметных грамматических добавлений, она вырастает в толковый словарь (энциклопедический перечень всего сущного мира предметов)... Письмо есть не что иное, как рисование произвольно выбранных линейных образов; поэтому оно должно в основном следовать общим правилам линейного рисунка. Это основное положение вполне соответствует требованиям природы: ребёнок в состоянии усвоить основы линейного рисунка на два-три года раньше, чем он сможет хорошо овладеть пером. Итак, я учу детей рисовать раньше, чем заходит речь о письме, и, следуя этому способу, они учатся писать буквы совершенно безукоризненно, что обычно не встречается в этом возрасте. Весь успех основан на чрезвычайно простом положении, а именно: тот, кто умеет правильно разделить угол и верно вписать в него дугу, тем самым усвоил основы правильного написания всех букв. Поэтому нижеследующая фигура включает в полном объёме все основные моменты искусства письма. Я исхожу в данном случае из следующих предпосылок. Всё искусство рисования сводится к углам, параллельным линиям и дугам. Всё, что бы мы ни рисовали, является в той или иной мере воспроизведением этих трёх основных форм^4. Можно даже представить себе вытекающую из этих трёх основных форм идеально простую схему последовательных ступеней, внутри которой для каждого правильного рисунка находится надёжный масштаб, а эстетическая красота всех форм выступает лишь как плавность линий, вписанных в эти основные формы. Числа по своей сущности являются абстракцией величин; следовательно, необходимо, чтобы составляющие учения о величине предшествовали началам вычисления или по меньшей мере изучались параллельно. И здесь я, также исходя из наблюдения, прохожу с детьми первые числа, увеличивая или уменьшая числа показываемых им реальных предметов. Затем перехожу к обозначению числа точками, для того чтобы ребёнок не принимал произвольные формы за числа, а в реальности точек сам мог испытать и проверить реальность отношений чисел... Таким образом, милостивые господа, я стараюсь в элементах обучения повсюду следовать механическим законам, при помощи которых человек от чувственных восприятий подымается к чётким понятиям. Вся природа действует согласно этим законам. Начиная с первого простейшего элемента она развивается от ступени к ступени ко всё более и более сложным формам. Я следую её путём; когда ребёнок познакомился с простейшими телами, воздухом, землёй, водой и огнём, я показываю ему действие этих стихий на все ему знакомые тела. А когда он знаком с итогами соединений нескольких простых тел, я ему показываю также взаимное влияние друг на друга сложных тел и всегда подвожу его, таким образом, путём простого наблюдения к границам высших областей знания. Всё это, однако, должно быть сведено к таким формам, чтобы любая разумная мать легко могла следовать этому способу обучения. Таким образом я достигну также того, что воспитанные мною при помощи этого способа дети не разрешат больше называющим себя учителями лицам вводить их в заблуждение надуманными педагогическими ухищрениями. Я убеждён в том, что благодаря моему способу они уже на седьмом году смогут подыскивать себе для каждого учебного предмета, связанного с искусством (Kunstfach), человека, который был бы в нём специалистом, и свободно и самостоятельно разбираться в этом предмете. Но никому не известно, ни что такое искусство, ни что такое ребёнок. Детали человеческого созерцания, являющегося источником знаний людей, сами по себе, правда, незаметны, и, поскольку в природе эти детали не расположены в определённом порядке, они спутаны и хаотичны. Но значение этого неизмеримого хаоса в каждом из предметов невелико; и если детали приведены в правильную систему, то они легко обозримы. С другой стороны, способность восприятия у ребёнка, если она психологически правильно используется, неизмерима. Несомненно, однако, что во всех предметах мы должны использовать работу предков, которые не только через язык сделали единичное в нашем опыте более доступным нашему сознанию, но всячески обособляли единичное из необозримого множества, располагали его под определённым углом зрения в правильные ряды. Совершенно очевидно, что мы не должны пренебрегать работой, проводившейся в течение тысячелетий, иначе мы уподобились бы обезьянам и не могли никогда стать людьми. Здесь, правда, я подхожу к вопросу о конечном назначении ребёнка; но я рассматриваю его только в пределах физического механизма, который для него хочу изучать и которому хочу следовать. И тут я снова следую закону природы, согласно которому мои восприятия, мои усилия и мои цели зависят от влияющей на мою волю физической близости или отдалённости предметов. Верно, что ребёнок, который целый час бегает в поисках дерева, растущего у него перед дверью, никогда ничего не будет знать о дереве. Ребёнок, который у себя дома не находит никаких стимулов для напряжения сил, не легко найдёт их и в широком мире. И никакие человеческие слёзы не подвинут на добрые дела человека, пройди он весь мир, если в детстве взор матери не научил его любви к людям. Земной человек становится ангелом, когда он использует близкие его физическому существованию стимулы для достижения мудрости и добродетели; он становится дьяволом, если он пренебрегает этими стимулами и бежит за тридевять земель, для того чтобы их найти. Иначе и не может быть: в тех случаях, когда предметы удалены от моих органов чувств, они являются для меня источником заблуждений и ошибок, а отсюда также и источниками пороков. Однако я повторяю: этот закон физического механизма сводится к другому, более высокому; он сводится к центру всего твоего бытия, а таковым являешься ты сам. Познание самого себя является, таким образом, центральным пунктом, из которого должно исходить всё обучение. Познание самого себя, однако, по существу своему является двойственным: 1. Это познание своей физической природы... 2. Это познание своей внутренней самостоятельности, сознание своей воли самому добиваться собственного благополучия, сознание своего долга^5 оставаться верным собственным взглядам. Правда, круг чувственного опыта ребёнка не даёт ему достаточно стимулов для этих взглядов. Однако взамен их природа наделила его доверием к матери и заложила в этом доверии начало добровольному послушанию. Она создала этим у ребёнка те навыки, обладание которыми облегчает ему выполнение долга. Для ребёнка, вскормленного у груди матери, встречавшего любовь в каждом её взоре, зависящего от неё в каждом своём желании, такое послушание по своему происхождению является физической потребностью. Выполнение послушания является приятным долгом, а его итоги составляют источник его радостей... Однако пора кончать, милостивые государи! Вот краткий очерк основных положений и способов обучения, которые я прошу вас изучить и обсудить. Песталоцци Бургдорф, 27 июня 1800 г.
Метод. Памятная записка Песталоцци (пояснения составителей, 1988 г.) Памятная записка Песталоцци о сущности его метода относится к 1800 г., началу бургдорфского периода его деятельности (1800—1804), когда он приступил к разработке своих идей элементарного образования, которые в самом общем виде высказал ещё в «Лингарде и Гертруде» (1781—1787) и в «Письме другу о пребывании в Станце» (1799). В памятной записке раскрыты дидактические поиски, направленные на психологизацию процесса обучения с целью построить его тем естественным путём (от самых простейших начал — элементов — к сложным), которым пользуется сама природа для развития ума подрастающего человека. У Песталоцци получила дальнейшее развитие идея Коменского о природосообразности воспитания. С именем Песталоцци связано преодоление натуралистической истолкования принципа природосообразности, стремление построить обучение в соответствии с особыми потребностями, интересами и чувствами ребёнка с целью развития его мышления. 1. Здесь проявился механистический способ мышления старого материализма. Песталоцци выступил как новатор, говоря о развитии ребёнка в ходе его воспитания и обучения. Но само развитие односторонне понималось им лишь как наращивание количественных изменений. 2. Развивающее воздействие народных песен Песталоцци связывал с огромным, по его убеждению, общекультурным и воспитательным значением родного языка, в связи с чем он считал, что народная песня как средство воспитания соответствует глубоким интересам и потребностям ребёнка. 3. Задача обучения речи рассматривается во взаимосвязи с формированием навыков наблюдения за предметной действительностью и развитием мышления ребёнка. 4. Считая прямую линию исходным моментом при изучении формы, Песталоцци сначала знакомил детей с различными её положениями (горизонтальным, вертикальным и т. д.), а затем последовательно давал им представление о параллельных линиях, углах, образуемых двумя прямыми линиями, квадрате и делении его на части и, наконец, о кривых линиях и ограниченных ими фигурах (круг, овал). 5. Без проявления деятельности — познавательной, нравственной и физической - Песталоцци не мыслил осуществить природосообразное развитие всех сил и способностей ребёнка.
Труды классиков природосообразной педагогики