Труды классиков природосообразной педагогики
	ПАНСОФИЧЕСКАЯ ШКОЛА, ТО ЕСТЬ ШКОЛА ВСЕОБЩЕЙ МУДРОСТИ Ян Амос Коменский [28.03.1592 – 15.11.1670]
С сокращ., привод. по книге: Я.А.Коменский. Учитель учителей. Избранное. М.: Карапуз, 2008, 288 с. (сер. Педагогика детства). ISBN 978-5-8403-1480-7, с. 183-222 Также восстановл. буква «ё» и допереведены отдельные транслитерации
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. 2. Начертание пансофической школы Что такое школа вообще. 2 Что такое учёная школа. 2 Какова должна быть мастерская человечности, школа ума. 2 Что такое школа всеобщей мудрости. 2 Что значит, что все должны быть обучаемы. 2 Что значит, что все должны быть обучаемы всему. 2 Познание вещей. 2 Искусность в действиях. 2 Изящество речи. 2 Что значит учить совершенно. 2 Всесторонние средства для всесторонней мудрости. 2 Три главных правила для того, чему следует учить и учиться. 3 Святое правило способа — изучать более важное прежде менее важного. 3 Порядок, касающийся лиц. 3 Семь классов пансофической школы. 4 Какими именами различать эти классы. 4 Порядок, касающийся учебных пособий, книг. 4 Порядок, касающийся места. 4 Обязанности декуриона («педагога»). 4 Ученики должны постоянно видеть учителя. 4 Порядок, касающийся времени. 4 В одновременном начале и окончании занятий в классах. 5 Порядок, касающийся занятий. 5 Во всём должно упражняться везде, но постепенно. 5 Занятия историей. 6 Различные упражнения. 6 Что такое внеочередные задачи. 7 Желательны драматические представления. 7 Порядок, касающийся перерывов и отдыха. 8 ЧАСТЬ ВТОРАЯ. 8. Содержащая особое описание её семи классов «Преддверный» (подготовительный) класс. 8 Изображения в классной комнате. 8 Вступительный класс. 9 «Зальный» класс. 9 Философский класс. 9 Логический класс. 10 Политический класс. 10
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ НАЧЕРТАНИЕ ПАНСОФИЧЕСКОЙ ШКОЛЫ Что такое школа вообще. Согласно обычному словоупотреблению, под словом «школа» понимают как здание, так и собрание, в котором обучаются для приобретения познания вещей, понимания и умения применять всякого рода искусства. Хотя человек родится способным ко всему, но на самом деле он ничего не знает, кроме только того, чему он научён благодаря руководству других людей и часто повторяемому опыту, а потому его необходимо учить всему и для этого посылать в мастерскую, где это делается. Оттого-то у высоко образованных народов есть столько же школ, сколько искусств; есть даже гимнастические (атлетические) школы, где юношество обучается употреблению оружия и т. п. Что такое учёная школа. Под учёной (literaria) школой мы разумеем учреждение, где упражняются молодые люди, недавно вступившие в жизнь и намеревающиеся приступить к житейским занятиям. Какова должна быть мастерская человечности, школа ума. Истинными школами подобного рода, мастерскими человечности, должны быть все учебные заведения (ludi literarii), предназначенные для обучения юношества. Но большинство школ, увы! слишком уклонились от своей цели и занимаются только тем, что играют науками, или, скорее, тоскливо мучатся над ними. Они не делают ничего, что соответствовало бы нуждам всей жизни, занимая умы лишь отдельными крохами наук, вещами совершенно посторонними для действительной жизни. И вполне справедливо говорят: «Они не знают необходимого, потому что изучают не необходимое». Что такое школа всеобщей мудрости. Мы желаем иметь школу мудрости, и притом всеобщей мудрости, пансофическую школу, т.е. мастерскую, где к образованию допускаются все, где обучаются всем предметам, нужным для настоящей и будущей жизни, и притом в совершенной полноте. И всё это должно вестись столь надёжным путём, чтобы из обучавшихся в ней не нашлось никого, кто бы совершенно ничего не знал о вещах, ничего бы не понимал в них и не в состоянии был бы сделать истинного и должного применения и, наконец, не был бы в состоянии удачно выражаться. Что значит, что все должны быть обучаемы. Мы желаем, чтобы все получили такое образование, чтобы всякий, кто родился человеком, — был предохранён от опасностей и метаний в различные стороны, а также не погиб навеки, сбившись на пути к пристанищу вечного покоя. Ибо в этом — всё важное для каждого человека. Этого все должны остерегаться больше всего, хотя невозможно всем дойти до того, чтобы знать все подробности истины и добра (ибо они бесконечны), понять их и наслаждаться ими. Что значит, что все должны быть обучаемы всему. Мы желаем, чтобы новички мудрости были обучаемы всему. А именно, во-первых, чтобы умы наполнялись светом познания того, незнание чего было бы вредно; даже руки вместе с другими способностями должны быть подготовлены ко всякому хорошему делу; язык должен быть вооружён приличествующей плавной речью. Познание вещей. Мы желаем, чтобы умам внедрена была вся совокупность лучшего из всей области знания. А именно, чтобы ничего не существовало, чего бы основательно не постигали юные соискатели мудрости; чтобы они все знали необходимое, понимали причины всего, знали истинное и спасительное применение всего. Искусность в действиях. К познанию вещей надо присоединить подготовку к деятельности, в чём необходимо упражнять наших учеников, к познанию вещей нужно добавить повседневную деятельность. Без этой деятельности даже человек, знающий вещи, будет неумело вращаться среди вещей, и, даже будучи знаком с искусством он будет представляться неспособным и вследствие этого не годным для житейской деятельности. Чтобы чего-либо подобного не случилось с учениками пансофической школы, она ради этой высокой цели прибавит требование, чтобы никто из обучающихся в ней не был выпускаем, прежде чем он не будет самым лучшим образом напрактикован в тех видах деятельности, которые требуют особенной предусмотрительности, чтобы наши ученики в этом месте обучения учились не для школы, а для жизни. И пусть отсюда выходят юноши деятельные, на всё годные, искусные, прилежные, — такие, которым со временем можно будет без опасения доверить всякое житейское дело. Если бы были подобные школы, и притом у каждого народа (gente), то это было бы всеобщим противоядием против лености и косности, а потому и против нестроения, бедности, нечистоплотности. В особенности это будет достигнуто, если школы эти, сверх того, приучат (как и должно быть в действительности) украшать деятельность честными нравами и всем приятной речью. Изящество речи. Последнее, к чему стремится пансофическая школа, это — усовершенствовать язык всех настолько, чтобы довести его до приятной речистости. И это не только на каком-нибудь одном языке, но также ещё и на трёх учёных языках — латинском, греческом и еврейском. Что значит учить совершенно. К этому мы прибавим: всё это в пансофической школе должно быть изучаемо, делаемо, соблюдаемо в совершенстве, т.е. с такой лёгкостью и обеспеченностью успеха, чтобы наподобие механических мастерских ничего в ней не делалось насильственно, но всё происходило естественным путём, и чтобы впоследствии каждый ученик становился магистром. Всесторонние средства для всесторонней мудрости. Даны нам: • три Божественных зрелища или средства, три книги, открывающие человеку всё, что ему необходимо знать, представляющие образцы всего, что нужно делать, и дающие материал для всего, о чём должно говорить; • далее человеку даны три глаза, одарённые стремлением подражать всему виденному, а также распространять среди людей практику и знание вещей; • мы наделены медленно протекающей юностью, чтобы никто не испытывал недостатка во времени для подготовки к жизни. Наша изобретательность должна прибавить три других средства. Это хорошие книги; надёжные учителя, и хороший способ, облегчающий тяготу учения и обучения. Поэтому необходимы (приспособленные к человеческим силам) простые (азбучные) книги, которые бы открыли наши чувства для более отчётливого схватывания вещей, которые, далее, изощрили бы наш разум, чтобы он проникал в глубину вещей. Так как немногие могут учить самих себя — (быть автодидактами) или могут заняться этим поздно и с потерей времени, то эти занятия мудростью требуют руководителей, которые сами были бы также всесторонни, т. е. людей, обнимающих умом всё знание и знающих его применение, готовых служить всем, доказывающих это на деле и ежедневно возжигающих от своего света свет, правильнее сказать светильники. Пансофические занятия требуют и пансофического способа, столько же всеобщего, сколько и везде согласного с самим собой, приятного и лёгкого, чтобы как учащие, так и учащиеся чувствовали не отвращение от трудов, а их плоды и радость. Таким образом, школа перестанет быть лабиринтом, темницей, пыткой для умов, а станет для них скорее развлечением, дворцом, пиршеством, раем. Приятная сторона школ такого рода всецело коренится в порядке, который обнимает всё, что происходит в школе. Ибо только порядок есть душа вещей. Через него возникает, живёт и достигает своего совершенства всё, что рождается, живёт и развивается. Где он устойчив, там всё устойчиво; где он колеблется, там всё колеблется; где он расшатан, там и всё расшатано и приходит в хаос; а когда порядок восстанавливается, тогда восстанавливается и всё. Прочное устройство пансофической школы будет состоять в том, что в ней всюду будет царствовать полный порядок в отношении дел и лиц, места и времени книг и работ, наконец, и в отношении отдыха. Этой школе следует придать вид прилежно идущих часов, в которых есть всё, что нужно для их самопроизвольного хода, в которых нет ничего (будь это хоть малейшее колесо, или колонка, или зубчик) бесполезного, но всё так расположено, что движется только приложением тяжестей, как если бы всё было живым и притом самым упорядоченным образом, — направляя своим движением мысль на движение неба и на течение мирового времени. Порядок делает школу духовной мастерской, похожей на типографию, где книги умножаются с такой скоростью, изяществом и правильностью правописания, которая граничит с чудесным, чему нельзя было бы поверить, если бы это не было общеизвестным. С той же говорю я, лёгкостью, быстротой, изяществом и верностью в школах должно умножаться знание и запечатлеваться в чувствах и умах мудрость... Чтобы освободить школы мудрости от всякого нестроения, я попытаюсь привести всё [из чего они состоят] в точный порядок таким образом: • вещи, подлежащие преподаванию и изучению; • лица, которые призваны учить и учиться; • орудия обучения: книги и т.п.; • места, которые должны быть предназначены для обучения; • время, которое должно быть установлено для занятий; • сами работы; • перерывы и отдых. Три главных правила для того, чему следует учить и учиться. Во главе этого отдела следует поставить требование, чтобы учили и учились, предлагали и осуществляли: первичное — раньше остального; более важное — раньше менее важного; имеющее связь — одновременно. Первичным является чувственное по сравнению с умственным, последнее по сравнению с откровенным; целое по сравнению с частями; и простое по сравнению со сложным. Более важное есть человек — перед другими созданиями, душа — перед телом; равным образом духовные вещи — перед телесными, небесные — перед земными, вечные — перед временными и, следовательно, благочестие — перед образованием нравов, нравы — перед наукой и т. п. Целое изучается раньше частей, потому что оно больше их (ибо всякое целое больше своей части) и поэтому скорее входит в соприкосновение с чувствами и сильнее на них отпечатлевается. Большой предмет виден даже издали, а малые — только тогда, когда к ним подойдёшь ближе и когда их рассматриваешь один за другим. Далее: целое есть одна вещь, частей — много, а одну вещь можно постигнуть легче и скорее, нежели многие. То же правило имеет место и по отношению к роду и виду; ребёнок легче выучивается узнавать дерево, нежели определять виды деревьев. Следовательно, «целые» вещи, т. е. роды, должны быть самым первым предметом учения и обучения, и только за ними должны следовать части и виды так, чтобы знание отдельных и особых вещей (личностей) составляло высшую ступень человеческой мудрости... Простое также должно предшествовать сложному: оно изучается легче. Мальчик, например, скорее выучивается писать и произносить десять цифр, нежели различные соединения чисел до бесконечности. Также и двадцать пять букв изучаются легче, нежели составляемые из них многие тысячи слов. Так как при общем изучении языков, наук, искусств, знаний, мудрости, наконец, даже самого благочестия выступают известные простые вещи, из соединения и различного распределения которых происходит всё разнообразие материала (почему они и называются началами или составляющими тех знаний), то эти начала, если только они везде надлежащим образом предпосылаются, дают удивительно ясный, лёгкий и приятный способ обучения и изучения. Святое правило способа — изучать более важное прежде менее важного. Но этому способу придаёт мудрость и освещает его то золотое правило, чтобы преимущественным, более важным и занимались преимущественно. Счастлива та школа, которая учит ревностно изучать и делать хорошее, ещё ревностнее — лучшее, всего ревностнее — наилучшее. Наконец, способ будет сберегать труд через соединение одновременно идущих вещей, т. е., например, если одновременно будут изучаться и письмо и чтение, познание и их наименование, если, следовательно, будут совмещаться понимание, деятельность и правильное употребление речи. Таким образом, обучение надобно всегда вести по всем этим вехам к следующей ближайшей ступени. Порядок, касающийся лиц. Порядок, касающийся лиц, водворится в школе от распределения учащихся в зависимости от возраста и успехов по отделениям или «классам». Класс, следовательно, есть не что иное, как соединение в одно целое одинаково успевающих учеников, для того, чтобы легче можно было вести вместе к одной и той же цели всех, кто занят одним и тем же и относится к обучению с одинаковым прилежанием. Семь классов пансофической школы. Чтобы исчерпать всю область познаваемого во всём объёме, мы устроим семь таких классов (предпослав им школу родного языка, где обучают начальному чтению. Три первых, низших, класса должны служить возбуждению внешних чувств; столько же классов должно служить усовершенствованию понимания вещей и, наконец, последний класс — возвышению умов к Богу. И так как точнейшее деление познаваемого обнаруживает в нём настоящее, умственное и словесное бытие, то раннее детство в первых трёх классах мы занимаем преимущественно словесным бытием, т.е. чувственным исследованием языка, привлекая к этому поверхностное знание вещей. Четвёртый класс мы назначаем для изучения действительного бытия, объясняемого философией путём тщательного сопоставления и открытия законов всех вещей. Пятый класс исследует умственное бытие, проникая в тайны человеческого ума. Шестой класс извлекает из всех этих вещей пользу для разумного устроения им настоящей жизни. Наконец, седьмой класс полнее покажет путь к будущей жизни, а также путь для взыскующих блаженства. Какими именами различать эти классы. Для отличия друг от друга эти семь классов мы будем называть следующими именами: • «преддверный»; • «входной» (или «вступительный»); • «зальный»; • философский; • логический; • политический; • богословский, или теософический. • Отсюда ясно, что я следую совету Альстеда, который предлагал установить три грамматических класса и столько же гуманитарных. ...Мы прибавляем ещё седьмой класс — класс богословских занятий, чтобы мы образовывали не только сыновей мира сего, но и наследников неба. Порядок, касающийся учебных пособий, книг. Семиклассная школа должна иметь семь классных книг. Порядок будет состоять в следующем: • эта школа должна иметь семь книг, между которыми вся сумма того, что должно составить предмет мудрого изучения и обучения, изложена так, что ничего не придётся искать в другом месте, но всё необходимое можно будет найти в них. И это сделано для той цели, чтобы каждый прошедший все классы этой школы и исчерпавший назначенные для всех этих классов книги мог выйти всесторонне учёным и не находиться во вредном неведении относительно всего, что необходимо; • каждая из упомянутых книг должна содержать в себе курс соответствующего класса — так чтобы каждый ученик был уверен, что он всё своё носит с собой и что никто не лишит его этого достояния; • все книги должны быть записаны по плавно текущему способу. Все эти книги должны быть так составлены, чтобы учителям и ученикам не приходилось блуждать в них, как в лабиринте, но чтобы они находили в них такое удовольствие, какое находят в привлекательном саду. Порядок, касающийся места. Относительно помещений обязателен такой порядок: во-первых, сколько классов, столько учебных комнат; иначе учащие и учащиеся не будут в состоянии беспрепятственно делать своё дело; им будут постоянно мешать вид и голоса тех, кто занимается чем-либо другим. Чтобы, следовательно, все, занимаясь одним и тем же делом, исполняли его с полным вниманием, они должны быть ограждены от постороннего шума: классы должны быть отделены один от другого. Во-вторых, в каждой учебной комнате необходимо ещё дальнейшее разделение, особенно, если число учеников велико. Их следует поделить на десятки и каждому такому отделению указать особое помещение, равно как во главе его поставить декуриона (десятского), дав ему титул «смотрителя», «руководителя», или «педагога» и выбрав его из учеников, выдающихся своим возрастом, способностями или прилежанием, или же из числа тех, кто уже прошёл этот класс и уже сведущ в том, чем тут занимаются, чтобы он тем легче мог помогать классному учителю. Обязанности декуриона («педагога»). Его обязанностью будет: замечать, все ли своевременно приходят в класс и на своих ли местах сидят; наблюдать, чтобы каждый занимался тем, чем ему следует заниматься, и в случае, если он заметит, что кто-нибудь более слаб или медлителен и потому не в состоянии поспевать за другими, помочь такому или указать на него учителю. Словом, он должен оберегать свой десяток как вверенное ему стадо, идти во главе его, подавая хороший пример в прилежании и добродетелях, и во всём остальном держать себя как добросовестный заместитель учителя и ревностный соперник других десятских (декурионов). Если он не исполняет тщательно своих обязанностей, то его следует устранить от декурионата, и притом на людях, чтобы это послужило предостережением для других. Ученики должны постоянно видеть учителя. Наконец, следует ещё отметить то, что учитель должен занимать надлежащее место, откуда бы он мог всех видеть и где сам был бы у всех на виду. Я не могу допустить, чтобы учитель стоял где-нибудь в углу или в стороне, в толпе или чтобы он, прохаживаясь, подходил то к одному, то к другому ученику, начитывал или объяснял что-нибудь отдельно кому-либо из учеников (или нескольким, но не всем). Учитель должен, как солнце всего мира, стоять на высоте, откуда бы он мог одновременно на всех распространять лучи учения, притом сразу одни и те же и равномерно освещать всех. Кафедра поэтому должна стоять выше, нежели скамьи, — на стороне, противоположной окнам, и так, чтобы, если учитель что-нибудь рисует на доске, все это видели ясно и отчётливо. Порядок, касающийся времени. Если где-либо нужно мудрое распределение времени, то больше всего оно нужно, несомненно, там, где прилагают старание к приобретению мудрости: чтобы и частичка её не пропадала без пользы и не оставляла умы неоплодотворёнными, а также, с другой стороны, чтобы время, отмеренное нам Богом, правда, в достаточном количестве, но слишком суживаемое нашей скупостью, не вызывало бы насилия над умами. В пансофической школе время должно быть так распределено, чтобы отдельные годы, месяцы, дни и часы имели свои определённые задания, которые должны быть разрешены в своё время. Но как это сделать? Для каждого класса должен быть назначен такой приспособленный к средним способностям годовой курс, чтобы его можно было легко усвоить в продолжение одного года, но так, чтобы и с быстро и с медленно работающим умом было возможно пройти его в одинаковый промежуток времени. Это принесёт существенную пользу: на слишком быстрые способности следует наложить путы, для того чтобы они не были обессилены раньше времени; слишком же слабые головы следует возбуждать примером и участием, приводить в движение и поддерживать, чтобы они, по крайней мере, не отставали. В одновременном начале и окончании занятий в классах. Отсюда следует, что будет согласно с требованиями хорошего порядка, если все классы будут начинать и заканчивать свои годовые занятия в одно время: весной, или, что, по-видимому, удобнее, осенью. Поэтому вне этого времени никого не следует принимать в школу, чтобы обучение всех подвигалось равномерно и курс одинаковых занятий заканчивался всеми учениками каждого класса в конце года. Что касается до месячных, четвертных, полугодовых и других заданий, то дальше будет говориться о них пространнее. Замечу вообще только следующее: ни в один день юношество не должно заниматься более шести часов, и притом только в классе; на дом ничего не следует задавать (особенно в младших классах), кроме того, что имеет отношение к развлечениям и домашним услугам. Если кто-либо скажет, что не давать ученикам никаких занятий вне школы значит давать слишком много свободы, то я на это отвечу: • школа называется учебной мастерской; следовательно, именно в ней, а не вне неё, надо делать то, чем обусловливается научный успех; • сколько ни приказывай, чтобы ученики делали вне школы то или другое, они всё-таки — таково уж свойство юности — будут исполнять это лишь поверхностно, небрежно и с ошибками; а уж лучше ничего не делать, чем делать с ошибками; • я так распределил время занятий, чтобы на работу приходилось восемь часов, столько же на ночной отдых и ещё восемь часов на выполнение житейских обязанностей и на развлечения; • я прошу быть терпимым и к тому, чтобы ученики не испытывали недостатка времени для выполнения кое-чего по собственному усмотрению (что отвечает их природе) и чтобы, выполняя свои работы, они снова становились склонными к тому, что они должны делать по нашему мнению. Но эти ежедневные занятия ни в коем случае не должны продолжаться беспрерывно, — между ними должны быть промежутки для отдыха. В предобеденные часы должны упражняться преимущественно ум, суждение, память, а в послеобеденные — руки, голос, стиль и жесты. Порядок, касающийся занятий. В отношении состава в каждом классе должны быть занятия: главные, второстепенные и третьестепенные. Главные занятия суть те, которые заключают в себе сущность, ядро и содержание мудрости, красноречия, честного поведения, равно как и благочестия — таковы занятия языками, философией и богословием. Занятия второстепенные суть те, которые служат для главных вспомогательными и нужны для лучшего усвоения первых; таковы занятия историей, при которых дело не в изучении общих, определённо установленных мировых событий, а в собирании исключительных случаев, и мн. др. Под занятиями третьей степени я разумею заботу о вещах, не дающих ничего для мудрости, красноречия, добрых нравов и благочестия, но весьма способствующих свежести здоровья и бодрости духа; таковы, например, различные развлечения, игры и т. п. Но так как ничто из этого не должно быть устранено из пансофической школы, то всё следует вставить в общий порядок таким образом, чтобы ничто не встречало в другом помеху, но одно помогало другому. Главные занятия должны вестись в первую очередь: во всех классах, постепенно и по одному и тому же способу. Во всём должно упражняться везде, но постепенно. Я говорю: постепенно, т. е. я хочу, чтобы то, чему положено было основание в первом классе, в следующих классах получало постоянный рост, точно таким же образом, как ежегодно всё более разрастается удачно посаженное деревцо, причём оно постоянно сохраняет свои первоначальные ветви, только доводя их до всё большего развития. Так как строго определённых ступеней в каждом занятии есть три: начало, продолжение и завершение, то при надлежащем их прохождении мы будем идти от одних достижений к другим. Вот эти ступени в семи предметах первостепенного значения. Первая ступень чувств, или чувственных восприятий, наблюдается у всех малых детей в том, что они начинают поворачивать глаза к свету, уши к звукам, зубы к вкусным вещам и т. п. Вторая ступень у взрослых, но ещё не обученных искусству, состоит в том, что они при помощи многочисленных упражнений много и ясно видят, слышат и т. п. На третьей ступени люди уже знают способ действия, причины и различия в свете и красках, в лучеиспускании, в видении, в зрительных приборах и т. п., равно как в том, что входит в область других чувств, и научаются пользоваться остротой своих чувств для понимания тонкостей. Понимание вещей также имеет три ступени. На первой ступени мы воспринимаем исторически, что что-нибудь есть, на второй — научно, что и почему есть, и на третьей ступени — при помощи умозаключения, т. е разумно, рассматриваем основания какой-нибудь вещи, так что можем выдумать даже новую вещь того же рода. Например, если кто-нибудь знает употребление компаса и, научённый лишь опытом, умеет им пользоваться, то он стоит на первой ступени знания. Но если он понимает и основания таким образом устроенного компаса, то он находится на второй ступени. Если же, наконец, он дошёл до того, что в состоянии выдумать scioterica нового вида, то он стоит на третьей ступени. Ступени памяти следующие: первая — вообще удерживать в голове вещь, вторая — уметь перечислить большее и более важное, и третья — передать всё до мельчайших подробностей. Для разумного занятия языками существуют те же ступени: лепет (отдельные слова), связная речь (loquela) и красноречие. На первой ступени изучаются основания языка, слова, которые надо в отдельности понимать, произносить и изменять, особенно краткие, первоначальные и простые; на второй учат, как связывать из слов выражения и строить из них предложения и периоды, на третьей ступени, как из всех этих словесных составляющих вытекает поток речи, приятный и действующий на других. Рука также приучается к движениям и к известной деятельности: прежде всего мы начинаем владеть ею и двигать по желанию своего разума, затем делаем свою работу без очевидных ошибок и, наконец, работаем красиво и быстро. То же самое можно наблюдать и в поведении: мы прежде всего остерегаемся грубых промахов, затем более тонких и, наконец, доходим до того, что в наших действиях, жестах и словах всё становится благоприличным и приятным. По таким же ступеням идёт и образование сердца или души для внутреннего благочестия. Первая ступень — теоретическая, т. е. истинное и полное знание того, что Бог открыл, повелел, обещал. Вторая ступень — практическая, т. е. постоянное упражнение в вере, любви, надежде посредством живой деятельности. Я сказал, что эти главные занятия должны все вестись по одному и тому же способу. Это достигается: • посредством постоянного параллелизма предметов, понятий и слов; • посредством знания, понимания, применения; • посредством примеров, правил, упражнений. ...Занятиями второстепенными я назвал те, которые для первостепенных служат поддержкой, а именно: • занятия историей; • умственные занятия, устроенные в силу непосредственного интереса; • некоторые внеочередные занятия, предоставляемые некоторым учащимся вне обычного порядка. Занятия историей. Так как изучение истории чрезвычайно радует чувства, возбуждает воображение, украшает учёность, обогащает язык, изощряет суждение о вещах и молчаливо развивает благоразумие и т. п., я требую, чтобы оно постоянно сопровождало главные занятия во всех классах. Но и эти занятия следует расположить по ступеням так, чтобы они находились в согласии с целями отдельных классов в главных занятиях. Так, например, третьему классу (раньше нельзя, да и не нужно, начинать этих занятий, потому что для начинающих вместо истории служит сама наличность вещей) можно предложить сборник историй, имеющих отношение к ежедневной жизни, — а именно, назидательные рассказы, способные вызвать любовь к добру и отвращение ко злу. Для четвёртого, философского, класса можно посоветовать историю естественных вещей, представляющую редкие и удивительные явления в творениях Божьих. Для пятого, или логического, класса годится история механических задач, дающая наслаждение уму человеческому, излагающая то, чего искали и что изобрели, то, что ещё надо искать и изобретать. Политическому классу хорошую услугу окажет история обычаев, которая должна повествовать о различных обычаях народов. Для последнего класса приятной спутницей будет всеобщая история, которая должна иметь своим предметом течение веков и разнообразные столкновения человеческого ума и глупости (как между собой, так и с промыслом Божьим), удивительные случаи и т. д. Различные упражнения. Так как только упражнение делает людей искусными, а мы исполнены стремлением сделать людей сведущими во всех вещах, искусившимися во всём и поэтому годными ко всему, мы требуем, чтобы во всех классах учащиеся упражнялись на практике: в чтении и письме, в повторении и спорах, в переводах прямых и обратных, в обсуждениях и художественном чтении и т.д. Упражнения такого рода мы разделяем на упражнения: чувств, ума, памяти, упражнения в истории, в стиле, в языке, в голосе, в нравах и в благочестии. Упражнения чувств необходимы прежде всего и не должны нигде и никогда прерываться, потому что для ума чувства суть путеводители к науке. Поэтому мы должны стараться, чтобы всё то, знание чего мы желаем сообщить ученикам, было представляемо их чувствам, чтобы сами предметы, будучи непосредственно налицо, трогали, приводили в движение, привлекали чувства, а последние — в свою очередь — ум, и таким образом, чтобы не мы говорили ученикам, а сами вещи... Частью таких упражнений чувств будет, если мы наполним все стены учебной комнаты, извне и внутри, картинами, письменами, изречениями, эмблемами и т. п., но об этом подробнее ниже. Книги могут быть наполнены изображениями такого рода; расход, однажды сделанный для подобной цели, сослужит службу всем школам, а не только той, для которой эти изображения будут сделаны. И тогда учеников можно будет обучать не только в общей учебной комнате, но и в любом месте. И если это достижимо, то следует сделать и то и другое, чтобы как стены, так и книги содержали изображения всевозможных вещей, которые мы хотим глубоко запечатлеть в уме юношей, так, чтобы куда ни обратят они глаза, всюду им попадались эти предметы. Здесь применимо положение: лучше изобилие, чем недостаток. Упражнения ума, обыкновенно, будут происходить непрерывно на отдельных, проводимых по нашему способу, уроках. Каждая задача прежде показывается и объясняется, причём от учеников требуется показать, поняли ли они всё и как поняли. Так как мы воспитываем людей, а не попугаев, то они должны быть постоянно руководимы ясным светом ума. Хорошо также в конце каждой недели или перед отпусками (праздничным отдыхом), по усмотрению учителя, устраивать повторения. Пробы эти учитель должен распространять на всё, чем занимались на данной неделе, в данном месяце, в данном триместре; при этом прилежные, твёрдые в знаниях и послушные ученики должны получать похвалу, а остальные — порицание. Упражнения памяти должны использоваться беспрерывно, ибо вполне справедливо говорит Квинтилиан: «Мы знаем столько, сколько удерживаем памятью». Но мы никоим образом не должны обременять учеников и заставлять их мучиться дома заучиванием наизусть: мы должны только посредством достаточного и приятного повторения ясно понятого достигнуть того, чтобы всё само собой закрепилось в памяти. Упражнения в истории можно отнести к упражнениям памяти. Здесь ученики могли бы вызывать друг друга на состязание. ...Можно, например, назначить один час (хотя бы в среду, в послеобеденный час, вскоре после еды), когда всем ученикам школы читают обычные «Гражданские ведомости», если где таковые имеются. Если же их нет, то следует читать из французско-бельгийского «Меркурия» и пояснять, что где-либо на земле случилось замечательного за последнее полугодие. ...Обычные упражнения в стиле должны также происходить ежедневно и притом в последний послеобеденный час: цель их — приучить руку быть ловким истолкователем ума. При этом ничто не мешает устроить ещё необычные упражнения; например, начиная с третьего класса давать ученикам совет почаще писать письма, всё равно, к отсутствующим ли родственникам, или друзьям, или двоим назначенным для этого ученикам - друг другу и притом об одном предмете. Учитель же время от времени должен спрашивать, сколько писем, кому и насколько прилежно каждый написал в прошедший месяц. Затем пусть он заставит того или другого ученика, которого он сам назовёт, прочесть вслух какое-либо письмо. Наконец, пусть он даст возможность встать и прочитать свою работу тому, кто думает, что он был прилежнее или счастливее обычного и что он произвёл что-нибудь лучшее в сравнении с тем, что сейчас слышал. Трудно поверить, насколько подобного рода упражнения способствуют изощрению ума и стиля. Ученики будут иметь хорошие упражнения в языке, если в Латинской школе будут говорить только по-латыни. Для развития чистоты языка полезно устраивать разговоры вне обычного времени и притом таким образом: стражем прилежания, называемым «Знаменем исправления», мы делаем книжку из белой бумаги; ...она даётся в виде наказания в руки тому, кто погрешит против Присциана; туда он должен занести свою ошибку против латинского стиля. Таким образом, возникает каталог ошибок, и ученики, часто заглядывая в него и узнавая, в чём они больше всего делают промахов, научаются избегать ошибок. Особенно если будут установлены степени наказания, а именно: погрешающему впервые наказание назначается довольно мягкое; допустившему ту же ошибку вторично — самое строгое. ...Упражнения голоса представляет музыка, ежедневное пение — в школе и вне школы. От этой обязанности не следует освобождать никого: ни благородных, ни простых. Так как наше обучение имеет более высокую цель, то следует обратить внимание на развитие благородных нравов. Это должно послужить всем к украшению и к воспитанию привлекательного обхождения; а благородным, кроме того, к особенной ловкости в ведении дел и к благородному достоинству в словах, жестах и действиях. Таким образом, надлежит устраивать упражнения, посредством которых юноши усваивали бы привычку делать всё, достойное уважения, благоразумно и с энергией. Эти упражнения будут такого рода: • учитель будет заботиться о том, чтобы юноши делали всё, что делают, с полной энергией, с вниманием, без малодушия и не отворачивая глаз и лица; • он будет им часто поручать заботиться о том или ином деле, исполнить то или другое поручение, устроить то или другое и дать в надлежащем порядке недельный отчёт в том, что и как сделано. Как мы учимся письму писанием, рисованию — рисованием, пению — пением, так и деятельности мы учимся путём деятельности и исполнению различных действий именно в то время, когда мы их исполняем. Отсюда положение, которое мы приведём здесь наподобие изречения оракула: «Работая, мы сами растём»; • затем вся школа и каждый класс её пусть представляет из себя государство, со своим сенатом и председателем сената, со своим консулом или судьёй. Пусть они в известные дни на общих собраниях разбирают дела, как это происходит в благоустроенном государстве. Это будет действительно подготовлять юношей к жизни путём навыка к такого рода деятельности. Что такое внеочередные задачи. Из второстепенных занятий остаётся указать ещё на внеочередные чтения, которые должны быть предлагаемы известным лицам. Чтение некоторых сочинений, достойных ознакомления с ними, не требует ни томительных объяснений, ни участия и руководства учителя. ...Но тут следует соблюдать известное благоразумие. Во-первых, в самом начале курса известного класса, прежде чем ученики привыкнут к обязательным авторам и урокам, не следует дозволять им заниматься чем-нибудь вне обычного порядка, набивая этим свои головы; это можно дозволить лишь по истечении первого, второго или третьего месяца. Во-вторых, не должно дозволять одному ученику читать различных авторов; пусть один всё время читает одного автора, другой — другого, чтобы не произошло путаницы. Пусть учитель распределит их по своему усмотрению между учениками; пусть он сообщит им об особенностях и стиле писателя и научит, как с пользой читать его, как выбирать в нём всё заслуживающее внимания, и заносить это в свою записную книжку. Наконец, пусть учитель раз в неделю во внеочередной час соберёт этих учеников вместе, узнает, сколько каждый прочитал из своего автора, и заставит их прочитать или сказать наизусть сделанные извлечения. Это должно происходить в присутствии прочих учеников, чтобы другие, если заметят что-нибудь красивое или достопримечательное, также могли занести это в свои записные книжки. Таким образом, то полезное, что отдельный ученик вычитает, принесёт пользу всем, даже менее способным, которые, не утомляясь этим внеочередным чтением, смогут усвоить себе его суть. Третьестепенные занятия содействуют не столько внутренней воспитанности ума, сколько внешней подвижности тела и через это — развитию свежести ума. Сюда принадлежат в особенности игры и драматические представления. Под играми мы понимаем движения духа и тела, которые в годы юности ни в коем случае не следует задерживать, а скорее вызывать и совершенствовать, но их необходимо проводить благоразумно, чтобы от них не произошло вреда, а была польза. Таковы телесные, гигиенические упражнения, сопровождаемые движением, например бегание до известного пункта, умеренная борьба, игра в мяч, в шары, кегли, жмурки и другие подобные игры, которые можно проводить без нарушения благопристойности. Полезно также выйти из дому и гулять на дворе или саду, но всегда лучше вместе, чем в одиночку, чтобы упражняться в разговоре и отдохнуть, освежиться. Можно разрешать также сидячие игры, но только такие, в которых есть повод изощрять остроумие: как, например, шахматы и т. п. Желательны драматические представления. Прежде всего: этими народными представлениями на сцене перед зрителями можно совершенствовать остроту человеческого ума более мощно, нежели какими бы то ни было наставлениями или всей силой правопорядка. От этого и происходит то, что вещи, назначенные для усвоения памятью, легче запечатлеваются в ней, если они, таким образом, представляются в живом виде, нежели, если их только слышат или читают; таким способом легче заучиваются многочисленные стихи, изречения, даже целые книги, нежели гораздо меньшие вещи посредством одного затверживания. Далее и ввиду последующего — одно ведь следует из другого — они служат прекрасным поощрением для учеников, когда те знают, что перед многими должна быть произнесена или похвала прилежанию, или порицание лености. Затем и для учителей подобная личная проба прилежания вверенных им питомцев служит поощрением, внушая им уверенность, что от их похвалы зависит выступление на сцене порученных им учеников, и представляет случай обнаружить служебную ревность. Эти же представления радуют и родителей, и они не жалеют издержек, видя, как их дети хорошо идут вперёд и имеют успех перед зрителями. Таким путём лучше обнаруживаются выдающиеся способности и легче заметить, кто к каким занятиям преимущественно годен, равно как и то, кто из бедных учеников более достоин поощрения. Наконец (и это самое главное, — этого одного вполне достаточно, чтобы посоветовать театральные представления), так как жизнь людей (особенно тех, что предназначаются для церкви, государства и школы), должна быть посвящена беседам и действиям, то таким образом — посредством примера и подражания— юноши кратким и приятным путём приучаются наблюдать в вещах различные стороны, сразу отвечать на различные вопросы, искусно владеть мимикой, держать лицо, руки и всё тело сообразно с обстановкой, управлять своим голосом, изменять его, — словом, благопристойно выполнять всякую роль и во всём вести себя непринуждённо, оставив в стороне граничащую с деревенскими манерами застенчивость. Порядок, касающийся перерывов и отдыха. До сих пор мы говорили о порядке, касающемся занятий, теперь мы скажем о перерывах в занятиях. Так как недолговечно то, что не чередуется с отдыхом (а мы хотим совершенствовать способности так, чтобы они были долговечны), то не обходимо, чтобы за работой следовал отдых — промежутки покоя. Каковы должны быть эти перерывы? Ежечасные, ежедневные, еженедельные и годичные. А именно, требуется, чтобы после каждого часа напряжённой умственной работы давался получасовой отдых, а после завтрака и обеда по меньшей мере час для гуляния и развлечения. Наконец, после окончания дневной работы — восемь часов для покоя и сна; а именно, от восьми часов вечера до четырёх часов утра. Далее, два раза в неделю, по средам и субботам, всё время после обеда должно быть свободно от классных занятий и отведено для частных занятий и развлечений. Также должны быть свободны от занятий по одной неделе до и после годовых христианских праздников (Рождества, Пасхи, Троицы) и, наконец, целый месяц во время сбора винограда. Если кто-нибудь думает, что при назначении отдыха мы были слишком щедры, то пусть он только примет в расчёт, что всё же для занятий остаётся полных 42 недели в год, в каждой неделе 611 часов. А это составит в год 1260 часов. По правилам нашего способа ни один час не должен проходить без нового полезного приращения к образованию; подумайте же, какую массу образованности и мудрости можно собрать в целый год и сколько наконец, за целые семь лет. Конец общего начертания школы.
ПАНСОФИЧЕСКАЯ ШКОЛА ЧАСТЬ ВТОРАЯ СОДЕРЖАЩАЯ ОСОБОЕ ОПИСАНИЕ ЕЁ СЕМИ КЛАССОВ Теперь дадим описание классов в отдельности и, предполагая, что каждый имеет свою особую классную комнату, проследим по порядку. «Преддверный» (подготовительный) класс. Надпись на двери: «Да не вступает сюда никто без знания грамоты». Смысл надписи тот, что не должно допускать никого, кто ещё не сведущ в грамоте, но только тех, кто умеет читать. Если принимать тех, которые ещё не умеют читать, то это послужит задержкой не только для учителя этого класса, но и для всего состава учеников. Стало быть, новобранцы мудрости должны покончить со своими упражнениями в первоначальных основах где-либо в другом месте, чтобы они приходили сюда уже грамотными. Изображения в классной комнате. Для того чтобы принятые сюда имели повсюду, куда они обратятся, поучения для своих чувств, — все четыре стены комнаты нужно расписать предметами, которые они будут изучать здесь. А именно: • вполне чисто написанные буквы латинского письма (прописные и строчные, древний и курсивный шрифт), по которым ученики должны научаться чистописанию; • образцы склонений и спряжений, на которые должны смотреть начинающие при склонении имён и спряжений глаголов до тех пор, пока им не наскучит быть в зависимости от написанного перед ними и пока им, по основательном усвоении и укреплении через упражнение, не станет приятнее говорить всё на память, чем утомлять глаза рассматриванием; • самые краткие нравственные изречения, содержащие важнейшие жизненные правила, которые ученики должны заучить на память к концу учебного года. Первая книга «преддверного» класса носит заглавие «Пределы вещей», из которых состоит мир, корни слов, из которых вырастает язык, и таким образом обнимает первые и самые азбучные основания нашего знания с прибавлением учения о нравственности для детей. И для математики также следует уже здесь назначить известный курс, так чтобы было ясно, что совсем не в шутку написал Платон над дверями своей школы: «Да не вступает сюда никто без знания геометрии». ...И в самом деле, для несведущих в математике сокрыты многие тайны вещей. Поэтому при поступлении детей в школу всеобщей мудрости мы с самого начала ставим преддверие к Божественной премудрости, чтобы вместе с буквами дети учились также писать, выговаривать и понимать числа. Это необходимо уже для того, чтобы они были в состоянии понимать и легко объяснять числа, которые содержатся в назначенной для «Преддверия» книге. Это будет для них началом учения о числах. Из геометрии мы не даём им ничего, — мы только заставляем их рисовать точку и линию; из музыки — шкалу тонов и ключей вместе с сольфеджиями. Ибо нельзя допустить, чтобы питомцы муз были несведущи в музыке; потому-то некогда Фемистокл, оттолкнувший лиру, считался необразованным человеком. Для истории здесь нет никакой книги, кроме классной книги. Из неё можно рассказать ученикам по поводу того или другого слова что-нибудь на их родном языке, для того чтобы занять их слух и воображение и наполнить дух их любовью к истории. Упражнения в стиле точно так же будут состоять ни в чём другом, как в списывании слов, переводе на родной язык и обратно, в склонении и спряжении, то по книге (или по изображениям на стене), то на память. Однако к концу года можно испробовать также соединения слов в предложении. Собственно дополнительных занятий мы не указываем, кроме чистописания и рисования, чтобы ученики тем ревностнее занимались ими частным образом. Игры дозволяются, и притом такие, которые приспособлены к возрасту и народному обычаю. Театральным представлением будет общественный экзамен в таком виде, что из учеников каждый выберет товарища и начнёт осаждать его вопросами; притом, в конце первой четверти года — из первой главы «Преддверия», в конце второй четверти — из второй и третьей, после третьей четверти — из остальных глав, а по истечении учебного года — из грамматики, приложенной к «Преддверию». При правильной постановке дела борцы, участвующие в этой первой стычке, унесут с собой хорошую добычу: а именно, первые, низшие основания латинского языка, а с ними — философии и логики. Вступительный класс. Надпись на двери: «Да не вступает сюда никто, не сведущий в мерах». Из сказанного уже понятен смысл этого изречения. Так как числа употребляются здесь уже чаще, то необходимо, чтобы сюда были привнесены начала математики — по крайней мере в тех пределах, в каких мы указали их для первого класса. Хорошо иметь здесь изображение вещей, описанных в книге этого класса (тех, которых нельзя иметь для непосредственного наблюдения в здешней стране), а именно: на одной стене — изображение вещей естественных, на другой — искусственных. Две остальные стены пусть содержат грамматические правила — об особенностях, на которые необходимо обращать внимание в отношении родного языка. Классной книгой служит здесь вторая часть учебного курса, содержащая внешнее распределение вещей и языка, в триедином сопоставлении, а именно: словарь с латинского на родной язык, полная и ясная грамматика, достаточная для естественного и простого строения языка, и текст вступительного класса — краткая история вещей. Из арифметики ученики должны научиться сложению, вычитанию, из геометрии — телам на плоскости, из музыки — в совершенстве изучить сольфеджии. В качестве книги по истории служит и здесь ни что иное, как текст «Двери». Если учитель будет повторять его в час, назначенный на историю, и если он, пользуясь любым материалом (который ученики уже в предыдущий час прошли так, что усвоили как слова, так и содержание), при подходящем случае приятным образом будет рассказывать ученикам какие-нибудь полезные вещи, пленяя тем их слух и ум, то ему легко удастся, если только он прилежный учитель, возжечь в них желание почаще слышать какие-либо исторические сообщения. Упражнения в стиле обнимают на этой ступени построение словесных выражений, предложений и периодов (periods - в отношении языка – большое, сложное законченное предложение – англ.). Ученики должны при всяком слове (имени существительном, прилагательном, глаголе, наречии, предлоге и т. д.) находить зависящие от него слова и уметь делать построение согласно правилам. После того, как это упражнение продлится шесть месяцев, ученики могут начать образовывать из сочетаний слов всякого рода предложения и упражняться в этом в течение целого триместра. В последнюю четверть они могут упражняться в разборе и образовании периодов. Предметов дополнительных здесь не должно быть, чтобы не отягощать неокрепшие умы, которым ещё опасно разбрасываться. Одним только могут они заниматься — тем, что представляет основу всякого обучения, а именно: точным усвоением различных вещей, а затем — сохранением усвоенного в памяти. Род игр определяет учитель. Театральные представления будут состоять в том, что текст «Двери» разбивается на простые вопросы и ответы, и эти разговоры представляются потом некоторыми учениками на сцене. «Зальный» класс. Надпись: «Да не вступает сюда никто, не владеющий словом». Это следует понимать в том смысле, в каком Цицерон говорит, что он не может учить говорить (красноречиво) того, кто не умеет говорить. Если особенность этого класса — научать украшению речи, то как может кто-либо изукрашивать то, чего в нём нет? Следовательно, от того, кто сюда поступает, требуется знание строения простого и естественного языка; иначе его пребывание здесь будет бесполезно. Если украсить стены этой комнаты талантливо исполненными рисунками, а также избранными замечаниями относительно украшения речи, то это принесёт отменную пользу. Основной книгой этого класса будет третья часть учебного курса, излагающая украшения вещей и латинской речи. К ней прибавлены предписания изящного стиля и реперторий, называемый латинским лексиконом; они открывают искусство разнообразить речь на тысячи различных ладов. (Заметь: второй класс показывает источник чистой латинской речи; этот — третий — её ручейки и реки). Из арифметики войдут умножение и деление вместе с «Картинкой» Кебеса, из геометрии — фигуры твёрдых тел, затем симфоническая музыка и первые начала латинской поэзии с избранными стихами Катана, Овидия, Тибулла и др. Из истории здесь следует изучать достопамятные рассказы из Священной истории, чтобы насадить стремление к добродетелям и отвращение к порокам. Давать этому классу ещё дополнительные занятия я считаю делом сомнительным. Ученикам достаточно дела со своими прямыми задачами; им нужно ясно усвоить столь разнообразные способы изменений в языке, изучить их как следует и искусно подражать им. И богатый плод с этого класса пожнут они лишь тогда, когда будут в состоянии объяснять любого латинского писателя и затем выражать всё на этом учёном языке. Известные виды отдыха могут быть допущены или назначены в определённые часы. Театральные представления следует устраивать (да они, может быть, уже и существуют в стиле комедии под названием «Школа-Игра» — они изображают самые привлекательные действия, причём всё перечисленное содержание этого класса может быть живо представлено). Философский класс. Надпись: «Да не вступает сюда никто без знания истории». Надпись эта означает: основания вещей не в состоянии понять тот, кто не познал ещё самих вещей. Ибо сначала нужно знать, что что-нибудь есть, прежде чем начать исследовать, откуда это и как. Следовательно, этим даётся знать, что дверь философии открыта только для тех, кто (из школьных книг обоих предшествующих классов) начал объяснять вещи в мире с их внешней стороны, называть, изменять названия и через это различать их. Классная комната должна содержать изображения, представляющие расчленение вещей — арифметические, геометрические, механические (статические) и тому подобные изображения; изображения анатомии, химической лаборатории со всеми её принадлежностями и т. д. Классной книгой служит здесь четвёртая часть школьного курса, содержащая первую часть «Дворца мудрости». Здесь имеет место и дальнейшее облагораживание языка (всё пишется в стиле, приспособленном к предметам) и ещё более блестящее прояснение ума через прямое рассматривание всех предметов. Из арифметики здесь преподаётся правило пропорций (так называемое тройное правило), а из геометрии — тригонометрия, к которой примыкают основания статики. К этому присоединяется инструментальная музыка. Естественная история доставит умам великое удовольствие и свет для того, чтобы лучше понимать всё, встречающееся в природе; её следует составить из сочинений Плиния, Элиана и др. В качестве учителей для упражнений в стиле надо привлечь древних писателей. Но так как к этому классу следует отнести изучение греческого языка,., то мы отведём для него последний послеобеденный час, назначенный для упражнений в стиле, в надежде, что от этого не потерпят ущерба упражнения в латинском стиле, — которые со всей силой возобновятся в следующем классе... Итак, дополнительным предметом в этом классе является изучение греческого языка. Хотя я не отрицаю того, что этот язык сам по себе труден и содержит обширный материал, однако, ввиду того, что более цельное образование, как его требует эта школа, никоим образом не может обойтись без знания этого языка, трудность (если таковая есть) должна быть преодолена. Об играх я не хочу говорить ничего, так как желательно, чтобы ученики постепенно более и более обращались от них к вещам серьёзным. Вполне приличный отдых для тела и духа не должен быть запрещаем как вообще человеческой природе, так и этому возрасту. Представить философскую сцену в философском классе далеко не неуместно. Такими могли бы быть «Циник Диоген, выведенный на сцене, или Вкратце о философии»; драма уже готова и уже три раза с успехом была поставлена в латинских школах. Логический класс. Надпись: «Да не вступает сюда никто, не сведущий в философии». Смысл сказанного — в следующем: если кто-либо ещё не наполнил духа, созерцателя вещей, образами вещей, то он не сможет их и обдумывать, так или иначе располагать и исследовать. ...Изображения должны предлагать или избранные правила логики и некоторые художественно составленные картины проявлений духа и распространения его на область вещей, или и то и другое, или ещё что-либо, что может быть придумано полезного. Ученику нет досуга самому останавливаться на этом; он будет иметь время, когда вещи потребуют этого, в последующей жизни. В качестве классной книги здесь следует иметь пятую часть учебного курса. Она содержит полёты ума человеческого в область различных искусств, наряду с теми границами, в которые он должен быть заключён. ...Это сочинение будет разделено на три части. Во-первых, вещественную часть, содержащую ту часть пансофии, которая разъясняет как уже сделанные, так и предстоящие изобретения человеческого ума и силу искусства, изливающегося на творении. Во-вторых, вместо формальной части там будет «логическое искусство»; оно покажет, что вся мастерская человеческого разумного мышления отлично оборудована и что всё может быть найдено с помощью аналитического, синтетического и синкретического (сопоставляющего, или сравнивающего) способа, приведено в порядок и истинное отделено от вероятного и ложного. В-третьих, будет приложен указатель всех вещей, которые человеческий ум может найти и которые он обыкновенно находит как тогда, когда он стоит на правильном пути так и тогда, когда он блуждает без дороги. Для послеобеденных развлечений будут здесь служить: • из арифметики — правила товарищества и смешения, фиктивные предложения; • из геометрии — измерение длины, ширины и высоты; • из географии и астрономии — учение, в общих чертах, об обоих полушариях; • из оптики — несколько главных положений. Для того чтобы в занятиях историей сделать шаг вперёд к более важному, мы ставим здесь историю механики, объясняющую изобретение вещей. Для стиля теперь время привлечь образцовых писателей. ...Но так как существуют различные степени стиля, то, по нашему мнению, и этой ступени следует выработать тот средний, приспособленный к вещам стиль, который свойственен историкам. И потому в этом классе ради стиля следует изучать лучших историков — Корнелия Непота— «О знаменитых полководцах Греции», Курция — «О деяниях Александра», Цезаря с его «Комментариями», Юстина и др. Дополнительных занятий здесь нет; разве что те, кто возымеет желание совершенствоваться в греческом языке, будут читать бегло кое-что из наиболее изящных писателей: например, речи Сократа, лёгкие для понимания и полные прекрасных выражений, а также этические сочинения Плутарха, Сираха и т. п. К числу забав, служащих для отдыха, можно причислить состязание в разгадывании загадок и т. д. Прекраснейшее представление могло бы дать состязание триединого искусства — Грамматики, Логики и Метафизики. Сперва борьба из-за первенства, а затем их мирное существование представляет много привлекательного. Кроме того, она во многих отношениях проливает свет на то, как правильнее понимать самые основы искусства речи, рассуждения и действия. Политический класс. Надпись: «Да не вступает сюда никто, не мыслящий разумно, или не опытный в логике». Логике свойственно полагать границы человеческому мышлению, а людям, играющим роль в государстве, особенно свойственно, как полагают, руководствоваться разумными основаниями и руководить другими. Изображения будут состоять в искусных рисунках, передающих силу истинного порядка и налагаемых им оков. Подобного рода изображением могло бы быть изображение человеческого тела, представляющее его в четырёх различных видах: • с отсутствием известных членов; • с избытком (двухголовое, трёхглазое, четырёхрукое и тому подобное тело; • с уродливо помещёнными или даже с правильно поставленными, но отделёнными друг от друга и не находящимися в связи членами; • совершенное тело, в котором части связаны, красиво сложены и т.д. В качестве классной книги здесь должна служить третья часть «Дворца всеобщей мудрости», наглядно представляющая разумность человеческого общества (насколько далеко она простирается). Весь свет знания, доселе собранный, должен (так как всё это имеет в виду человеческое общежитие) быть поставлен перед глазами, как вещь, лучше других удовлетворяющая запросам человеческой жизни. Развлечение в послеобеденное время дадут: в арифметике — логистика, в геометрии — архитектоника, в географии — изображение мира, изящно составленное в небольшом объёме, наряду с той частью астрономии, которая содержит теорию планет и учение о затмениях. Из истории на долю этого класса приходится история обычаев, которая, если её как следует изукрасить, может быть в высшей степени интересной и полезной. Ради стиля объясняются писатели, занимающие видное место: так, в прозе — Саллюстий и Цицерон, из поэтов — Вергилий, Гораций и др. ...Ученики должны привыкнуть (тем более, что они сведущи в грамматике, риторике и логике) свободно выражаться о вещах, придётся ли им говорить согласно правилам искусства без подготовки, например, о предмете, который задал учитель, или на тему, которая служила материалом для их состязания, или составить предварительно обдуманное (но в течение не слишком большого времени) 'сообщение относительно задач более трудных. Эту работу должны исполнять в прозаическом стиле все, не исключая никого. Наоборот, упражнения в поэтическом стиле не следует вести со всеми, так как вполне справедливо, что поэтами люди скорее рождаются, чем делаются. ...Однако нельзя в силу этого оставлять непрочитанными поэтов или препятствовать поэтическим упражнениям, если кто чувствует к ним склонность... Из дополнительных занятий я не могу посоветовать ничего другого, как то, чтобы личному прилежанию всех учеников этого класса было предоставлено читать хороших, по совету учителя выбранных писателей, делать себе извлечения редких слов, прекрасных оборотов, особенно же изящных мыслей, и, таким образом, как бы выжимать весь сок их. Следует также советовать привыкать осмысленно выражаться и иметь в запасе меткие изречения, которые они, при подходящем случае, могли бы искусно пустить, как стрелу, в цель; они могут также, взаимно состязуясь, упражняться в этом искусстве. Если кого-нибудь, кроме того, охватит желание посвятить себя более глубокому изучению греческого языка, тому следует дозволить, и даже посоветовать, чтение некоторых писателей, например, таких историков, как Фукидад, поэтов, как Гесиод, и др. Можно бы кое-что сказать и относительно видов отдыха; но я предоставляю это на волю каждого. Следует только обращать внимание на то, чтобы отдых не отсутствовал совсем, а с другой стороны, чтобы его не было слишком много и чтобы при этом не происходило ничего непристойного и опасного. В театре могут быть представлены: Соломон — благочестивый, мудрый, богатый и славный, а затем заблуждающийся нарушитель закона, привлечённый к наказанию и снова образумившийся, или трагедия о суетности мира...
Труды классиков природосообразной педагогики