|
|
|
|
|
Предисловие к книге Гончар В.В., Гончар Д.Р. «Модели многогранников» (издания 2010 и Давно замечено, что усвоение знаний, особенно у младших школьников, происходит легче, если опирается на предметную, осязаемую основу — будь то разумная игра или труд (конечно, посильный, увлекательный, безопасный), что убедительно подтвердили и исследования учёных. |
Москва:
Школьные технологии, |
|
|
При этом вечное детское
желание самоутвердиться и поскорее подрасти («я сам», «я сама») перестаёт
быть помехой окружающим, превращаясь в мощный двигатель обучения и
самовоспитания. Неподдельная увлечённость ребёнка объясняется просто — он(а)
видит посильную, достижимую за обозримое время (минуты, часы, по мере
взросления — дни и недели) цель, которая интересна либо как игрушка, либо как
возможность самовыражения и утверждения (например, сделанный собственными
руками подарок), как деятельное познание себя и мира. Понятно и воспитательное
значение посильного и увлекательного труда — при встрече с неизбежными
трудностями ребёнок ведёт себя по отношению к ним совсем по-иному, чем
обычно. Ведь в данном случае цель выбрана им самим и трудности воспринимаются
не досадной помехой, а препятствием к самоутверждению! И если обычные,
навязанные школой или родителями сложности нередко вызывают проявления
лени, а то и буйные приступы детского негодования, то сложности в посильном,
самостоятельно выбранном труде (игре), наоборот, заставляют собраться, лучше
продумывать свои действия, проявить терпение, сосредоточенность,
выносливость, изобретательность и постоянно совершенствовать эти качества.
И, что важно, критерием успешности будет не торопливая похвала спешащих по
своим делам взрослых, а прежде всего, успешное завершение самого Дела, пусть
поначалу маленького и простого. Поэтому народная
педагогика в самых разных странах, временах и уголках мира всегда была
трудовой, а не словесно-описательной. «Добродетель взращивается посредством
дел, а не посредством болтовни», — писал Ян Амос Коменский в своей «Великой
дидактике». В российской, а до неё
— в советской школе ручной (тем более производительный) труд оказался с
середины 30-х гг. во многом на обочине интересов школы. Он, по сути, был
отнесён ко «второму сорту» и не слишком обязательному «предмету» изучения.
Главным объяснением этому служило «ограждение детей от неумеренной
эксплуатации» их труда и «необходимостью оставить больше времени для учёбы»
(разумеется, «словесной»). А действительной, хотя и менее очевидно причиной
существующего отношения к труду в школе явилось то, что производительный
труд выращивает самостоятельного, крепко стоящего на ногах в жизни человека.
Такого, который способен и привык не только слушать, но и говорить, не только
верить, но и проверять, не только внимать действиям других, но и по Закону
спрашивать с них за свои поступки! Иными словами, в трудовой школе оказалось
слишком много настоящего, причём неотъемлемого, демократизма. Наиболее ярко
это показал опыт коммун А.С. Макаренко. Поэтому любой(!)
производительный труд в советской школе с середины 30-х годов был
законодательно запрещён до 16 лет (даже когда в семье ученика оставался один
родитель, да и тот занемог). И большинство школ бывшего СССР (в том числе
российские), к сожалению, действуют по той же привычке. В нынешней школе
возможное применение огромного большинства изучаемых знаний переносится на
многие годы вперёд, причём вероятность применения их в жизни (подобно реакции
омыления жиров) для 99% населения близка к нулю. При всей кажущейся для
неспециалиста прогрессивности такого подхода в школе производительность
труда крестьян и рабочих в СССР, а ныне и в России, после её окончания
почему-то в разы отставала и отстаёт от западной (а ныне — и от восточной). А
невостребованным нашей промышленностью теоретикам нередко остаётся мечтать
преимущественно о заграничном применении своих талантов. С другой стороны, более
широко трудовые и деятельностные подходы к обучению распространены в
нынешних развитых странах. К примеру, в сплошь компьютеризированной Японии
обучение школьников счёту начинают не в тетрадке и тем более не на
компьютере, а на восточной разновидности счёт (соробане), изучение ботаники
начинают с ухаживания за растениями, обучение ручному труду и основам
геометрии — со знакомства с оригами в детских садах и т.д. В научной
(природосообразной) педагогике (Я.А. Коменский, Дж. Локк, И. Песталоцци, А.
Дистервег, К.Д. Ушинский, Дж. Дьюи, А.С. Макаренко, Г. Кершенштейнер и др.)
учёт существенного разнообразия природных способностей детей, опора на
деятельность и краеугольная роль труда в обучении — азбучные истины. Но пока
современная российская педагогика безмолвствует. А дети не могут ждать. И
общество пытается восполнить прорехи трудового воспитания школы
многочисленными пособиями для дополнительного образования, среди которых
заметное место занимают книги по работе с таким доступным, технологичным и
декоративным материалом, как бумага. В данной книге авторы
знакомят читателей с одним из увлекательных направлений бумажного
моделирования: построением правильных, полуправильных многогранников (своего
рода азбукой пространственных тел) и некоторых звёздчатых тел на их основе.
Считается, что уже созерцание таких многогранников способствует гармонизации
внутреннего состояния человека. Представленные модели
достаточно разнообразны по сложности, трудоёмкости, внешнему виду. По
сравнению с несколько суховато изложенной и ныне редкой книгой
М. Венниджера («Модели многогранников», 1974) авторы уделяют больше
внимания возможностям применения многогранников в игре, украшении праздников
и т.п., иными словами — зримой красоте математики. Многие выкройки
многогранников улучшены (уменьшено число необходимых склеек), показано, как
их удобно масштабировать. По сравнению с одноимённым изданием В.В. Гончар ( Ваши отклики и
замечания вы можете направить по адресу издательства или непосредственно
авторам (jorigami@ya.ru). Успехов вам, читатель! Дмитрий
Гончар, |
|
|
|
|
|
|