Виктор Бескровных

ОРИГАМИ В ПОИСКАХ СМЫСЛА

(Попытка исследования оригами

в русле восточной и западной художественной традиции)

Первая публикация: журнал «Оригами», № 5 (№ 1-97 г.) - краткая версия эссе,

присланного на первую Всероссийскую конф. «Оригами и педагогика» (СПб., март 1996 г.)

(полностью опубликовано в книге «Оригами и педагогика», М.: Аким, 1997.).

Каждый народ имеет свою манеру видеть мир, причем люди обычно даже не задумываются, как и почему они видят мир таким, каким они его видят. Но следствия иного взгляда на мир бывают очень заметны стороннему наблюдателю. Мы задаём недоуменные вопросы вроде: почему квадрат? Почему нельзя разрезать? Ну, сложили оригами, а дальше что? Эти вопросы рождены, без сомнения, тем, что оригами не укладывается в систему наших западных представлений, но хорошо ложатся в традиционное японское мировоззрение, в дзен-буддизм. Давайте убедимся в этом.

Открытия начинаются, едва подносишь к глазам японский текст и видишь длинные столбики иероглифов, бегущих сверху вниз и справа налево. Оказывается, все они некогда были картинками. Некоторые иероглифы сильно изменились со временем, другие так и остались стилизованной картинкой, как, например, знак "дерево".

Мыслить по-японски, следовательно, означает переходить от одной картины к другой, если хотите, от одной грани мира - к другой. Японский мир не распадается на части, сама письменность приучила японца видеть мир целым, единым, неделимым.

Вопрос о том, как влияет иероглифическая письменность на миропонимание, изучен слабо, но влияние это, несомненно, и его одного уже достаточно, чтобы возникла совершенно особенная культура.

Линейное, буквенное западное письмо, когда слова-понятия собираются по буквам, как бусы по шарикам, приучает и мыслить линейно, аналитически, от одного к другому, постепенно и плохо подходит, когда надо схватить картину в целом.

Факт этот подмечен уже давно, как и тот, что страны с линейным письмом склонны к линейному - аналитическому, а страны с иероглифическим письмом - к интуитивному, синтетическому мышлению. Не эту ли разницу имел в виду Кавабата, когда сказал: “Различаются самые основы японской и западной души"?

Раскроем любую книгу по оригами. Мыслимо ли описание, как сложить оригами без рисунков? Нет (сноска_1). А вот без текста - пожалуйста, такие книги есть и довольно много. На ваших полках наверняка стоят книги по оригами на непонятных языках - и нет в том большой беды, главное - чтоб рисунки были толковые, рисунков достаточно вполне.

Можно даже сказать - иероглифов, ибо что есть отдельный рисунок, как не описание ситуации в целом, микромир, где надо видеть положение всех элементов, чтобы правильно сделать новый сгиб.

Следовательно, хотя и неожиданно, когда мы делаем этот сгиб, мы не новую букву добавляем к предыдущим, нет, мы создаем тем самым новую ситуацию, новую картину, где всё, или почти всё, выглядит по-другому. Один сгиб лишь кажется нам, привыкшим к линейному письму, буквой, тогда как он на деле, как минимум, слово.

Вот откуда, значит, идёт эта трудность у новичков при разборке схем складывания! У нас, на западе, рисункового письма не было, и, значит, не развивалось и рисунковое, иероглифическое мышление. В Европе рисунки всегда играли и играют чисто вспомогательную роль. Комиксы - не в счёт. Они появились уже после знакомств с Востоком, где идея слияния рисунка с текстом известна по меньшей мере две-три тысячи лет.

Напрашивается удивительный вывод: хотим мы того, или не хотим, но письменность действительно приучает нас видеть мир лишь каким-то одним способом сноска_2. Вот почему в Европе и представить было нельзя, что не всякая информация укладывается в линейную, буквенную форму. Оригами же показывает, что такие случаи, в принципе, возможны, нужна лишь подходящая культура. Образно говоря, не будь стихов, люди бы не догадались, что говорят прозой.

Давайте подведём первые итоги.

· Фраза "Каждый народ имеет свою манеру видеть мир", похоже, справедлива и из неё могут вытекать необычные следствия.

· Наше предположение о том, что оригами должно укладываться в японскую культуру, получило первые подтверждения. Оригами действительно ближе к иероглифам, чем к нашим буквам.

· Оригами было бы легче родиться если не в Японии, то в Древнем Египте или у индейцев, но не в Старой Европе (сноска_3).

Все иероглифы можно вписать в квадрат, тогда как наши буквы, строго говоря, не имеют определённой формы. Случай? Нет, в культуре случайностей не бывает, тем более в традиционной. Вот и для оригами японцы тоже выбрали квадрат.

На Востоке к квадрату всегда относились с уважением. В Древнем Китае он означал землю, вернее сказать, считалось, что земля имеет плоскую квадратную форму, над которой нависает купол неба, космоса, с которым она смыкается в единое. Чисто геометрические сложности объединения квадрата и круга были блестяще решены Лао-цзы в его остроумнейшем афоризме: “У великого квадрата нет же углов". Таким образом, квадрат становиться в буддизме отражением, продолжением космоса, Единого, Пустоты.

Поэтому в квадрат вписаны все мандалы - священные буддийские изображения.

Поэтому форму квадрата имеют и все родившиеся в буддийских странах игры: шахматы, го, танграм, каждая из которых с этой точки зрения является как бы малым космосом.

Квадрат - это наименьший размер комнаты в японском доме - два татами.

Поэтому мысль превратить квадрат бумаги в оригами, в образ, была не такая уж сумасшедшая для японского интеллектуала, привыкшего к квадратной форме многих вещей, начиная с иероглифов, и знающего о сакральном значении квадрата. А вот идея исследовать мир обычного квадрата для европейца показалось бы странной. Что там искать, когда он так прост?

Если вещи находятся скорее в состоянии взаимопроникновения, чем противостояния, если любые явления легко переходят друг в друга, если всё связано со всем, то что, как не квадрат, основа Вселенной, должен также уметь перетекать в тысячи форм? Отсюда и запрет надрезать его. Надрез нарушает Единое.

Но если всё едино, значит, уйдя из Бытия, умерев, вернувшись в Пустоту можно родиться, явиться в мир в новой оболочке? Да, буддизм действительно имеет понятие о перерождении душ.

Я, может быть, не стал бы теперь напоминать вам об этом, если б не одно совпадение, настолько глубокое, что уже не может быть случайным. Эта буддийская мудрость является одновременно одним из сильнейших приёмов изобретения оригами. Благодаря сознательному её применению мне удалось придумать не один десяток оригами.

Вы берёте любое оригами и думаете, что надо ему добавить, перестроить, чтобы появилась новая модель. В результате получаются пары, тройки, а иногда и целые цепи таких фигур, вытекающих одна из другой (сноска_4).

В традиционном оригами такие цепи отнюдь не редки, вспомним хотя бы цепь из доброй дюжины фигур от "солонки" (на западе её называют "День и ночь") и, далее, через двухтрубного парохода, петушка, катамаран и т.п. до "японского кораблика счастья".

По-моему, ни в каком другом искусстве нет таких вот цепей, кроме как в оригами, я имею в виду западные искусства с их уклоном к единичному, уникальному, по-возможности, неповторимому. Не случайно это буддийское свойство оригами раздражает глубоких, но западных мастеров оригами. Их раздражают "ослиные уши" оригами, выдающие его инокультурное происхождение. Буддийским потребителям оригами это свойство, несомненно, приносило радость. В доказательство сошлюсь на Сембадзуру-оригата, вышедшую в Японии в 1797 году книжку с описанием 49 способов складывания журавликов в цепи - ужасно однообразная по нашим, западным понятиям книга, не так ли? Два журавлика в цепь, три, пять, десять, восемь, пятьдесят и т.д. и т.п. - что может быть скучнее? Но автор её был, видимо, так рад, что издал её, и даже нашлись люди, её купившие! Стало быть, она совсем не была для них однообразной?

"В мире постоянны только перемены". Это не шутка пессимиста, это великое открытие буддизма. Складывая оригами, мы, оказывается, и этот тезис проходим каждый раз, только не сознавая его смысла, механически. В самом деле, что делаем мы, когда складываем оригами, как не развиваем картину до тех пор, пока не блеснет в ней момент Истины, ничего не убавляя, но изменяя. Вот почему неправы те, кто называет стоящее на столе оригами скульптурой. Скульптура - это искусство со знаком минус (мы отнимаем всё, что не есть скульптура). Оригами - искусство без математических знаков, это искусство постоянных переменных.

О том, что "всё течет, всё изменяется" и "дважды нельзя войти в одну реку" знали ещё древние греки. Но они сделали из этого открытия и передали нам совсем другой вывод, а именно, они отвернулись от изменений, как от досадных случайностей и сосредоточились на общих законах, на поиске того, что, если не вечно, то хотя бы не мельтешит перед глазами.

Японцы же, напротив, обратили всё свое внимание именно на то, что "мельтешит", на мелочи, на всё, что непрочно, на миг, на мельчайшую малость и притом с замечательной целью - чтобы поймать в ней, в мелочи, дыхание вечности, ибо в мире всё связано со всем.

Результат оказался поразительным.

Они уравняли в правах на внимание и жизнь всё, что нас окружает, и что исчезает, скажем, бабочку и, росинку и человека: и то, и другое, и третье живёт ровно одну жизнь.

Постигший эту истину японец не сорвёт просто так цветок, чтобы не сокращать и без того недолгую его жизнь.

Буддисты были первые, кто обратил внимание на мелочь и уничтожил деление мира на высокое и низкое. Они искали в простейшем проявления единой и неделимой Истины, макото (яп.), ибо любая малость содержит её и надо уметь её, Истину, там обнаружить.

Западная культура такого внимания к мелочам не знала. Тут мелочь должна была знать свое место. Пристрастие к крупному неотвратимо привело к иерархии искусств на "высокие" и "низкие", на важные занятия и не очень. И вот трагедия становиться "по определению" выше комедии. Оперное пение выше опереточного, тем более - деревенского. Балет выше футбола. Мраморная статуэтка лучше таковой из бумаги. Такой список можно тянуть до бесконечности. Было ли это мировоззрение благодатной почвой для оригами, если бы один из первых европейцев, побывавших в Японии, иезуит Франц Ксавер, привёз в 1550 году из Японии искусство складывания? Очень сомнительно.

Открытие красоты как Истины приводит к неожиданным для нас следствиям. Так, произведения, созданные для её выявления, живут вне времени. Совпадение ли то, что все немногие дошедшие до нас традиционные японские оригами обладают тем же свойством - жить вне времени?

Тут, кстати, можно почерпнуть для себя кое-какой урок: если мы придумываем оригами, в котором видно время, ну, скажем, фотоаппарат, то оно не будет жить долго. Такие модели правильнее будет назвать не оригами, а игрушкой из бумаги. Но, так или иначе, их можно-таки придумать. Есть, однако, случаи, когда квадрат сопротивляется нашему желанию намного упорнее, чем обычно, и опять-таки лишь потому, что был он предназначен некогда для других целей.

Попробуйте придумать сатирическое оригами - не выйдет ничего. Почему? Да только потому, что оригами появилось исторически в русле поиска Истины как Красоты, а это в принципе исключает сатиру, как область поиска. И действительно, японская литература и живопись раннего Средневековья не знала сатиры, социальной критики, и бичевания общества. Сатирические оригами поэтому также невозможны, как сатирические бонсай, икебана, дзюдо, чайная церемония и прочие искусства, отмеченные дзен или рождённые им.

Тут, между прочим, скрывается ещё одна маленькая тайна оригами, выдающая его инокультурное происхождение. Мы, европейцы, относим его к искусству, а ведь именно искусству не чужда сатира! Ничего не мешает нам сделать сатирический балет, рисунок, скульптуру и т.п. Мы даже можем сделать сатирический бокс - и он тут же перестанет быть спортом и обратится в искусство, в данном случае - в театр. Оригами такого обращения с собой не допускает.

Возникает подозрение, что оригами, по меньшей мере, странное искусство, а, может быть и не искусство вообще? Давайте запомним это подозрение и пойдём дальше.

Допустим, Истина схвачена, вернее, её присутствие угадано. Как сообщить о ней? А вот как.

Однажды Будда решил дать проповедь. Представьте себе всё это. Долгое ожидание людей, пришедших задолго и издалека увидеть и услышать Будду. Появление, наконец, Его, долгая пауза, все замерли в ожидании, звенит оглушающая тишина. Что скажет Он? Он всё молчал, ждал. Потом показал собравшимся цветок. ВСЁ. ПРОПОВЕДЬ ЗАКОНЧИЛАСЬ.

По-правде сказать, "Намеки тонкие на то, О чём не ведает никто" так и остались втуне. Точнее, - почти втуне. Потому что нашёлся среди толпы один, который понял. О чем сообщил Он людям? Об очень многом и очень важном, как оказалось.

Он сообщил о том, что Истина живёт вне слов. (Помните, Лао-Цзы: “Говорящий - не знает. Знающий - не говорит). Он сообщил о том, что Истину передают только от сердца к сердцу. (Напомню, что сравнение сердца с цветком, а цветка с Истиной - самое обычное для дзен). И, наконец, он передал главное: об Истине не говорят, на неё только намекают.

Один из монахов почувствовал Красоту в очень простом действии - питие чая и указал на неё, не говоря об этом словами. Но он действительно нашёл Истину - и возникла знаменитая чайная церемония, тяной, держащаяся на красоте обыденного - ваби.

Другой поставил в вазу несколько цветов, но так, что ... И те, кто понял едзе, понесли искусство аранжировки цветов, икебана, дальше.

Третий взял квадрат и ... У Красоты много лиц. Или оно всегда одно и то же и мы лишь замечаем его с разных сторон?

Взгляните теперь на традиционного журавлика. Похож ли он, собственно, на эту птицу? Да ничуть! Дракон какой-то и всё. И всё же - это точно он. Как же так? Да, теперь понятно как.

Мастер, нашедший его, искал не бумажную копию журавля, но его суть, его Красоту. И ему удалось передать в этом оригами едзе. Поэтому внешняя схожесть этого оригами с оригиналом не имела уже никакого значения. Конечно, при условии, что вы этот намёк поняли. Тогда, в X-XV веках его ещё не понимали.

Но и сегодня мы можем извлечь для себя урок из этой истории. Быть подобным не значит быть правдивым. Не надо складывать похоже. Но надо увидеть Красоту, скрытую в оригинале и намекнуть на Неё. Этого будет вполне достаточно. Не парадокс ли: чтобы сложить журавля, надо забыть его вид. Не парадокс. И доказательство тому это чудо - японский бумажный журавлик.

Итак, традиционные японские оригами полуабстрактны. В них важно не то, что сказано, а то, что недосказано, едзе. Сказанное - конечно, недосказанное не имеет конца и, значит, вечно, истинно. Потому и скучны многие современные сложнейшие модели: в них слишком много сказано, и нет места для едзе.

Но почему, собственно, так много буддийского смысла упаковано в оригами?

Ответ прост. Согласно дзен, каждая "мелочь" могла стать Путём, ведущим к просветлению - сатори - прорыву к глубинной Истине, заключённой в дзен. Таким Путём было, значит, когда-то и оригами. Или попыткой стать путём (сноска_5).

Именно это, то есть самую сердцевину оно потеряло, когда попало на Запад. Разумеется, с закатом дзен-буддизма оно и в Японии уже перестало быть Путём. Но там у него ещё оставались некоторые дзенские корни и они окончательно оторвались при переезде. Хотя, как мы видели, кое-какие свои особенности оно-таки упрямо сохранило.

Аналогичная судьба, кстати, постигла и остальные дзенские искусства, переселённые на Запад, такие, как карате, икебана, чайная церемония, бонсая, трёх- и пятистишия хайку и танка и т.д. (сноска_6)

Думающие японцы это уже давно осознали. Исторически короткое опьянение западной цивилизацией, когда японцы хотели даже отказаться от родного языка (сноска_7), прошло. Спустя некоторое время они обнаружили, что европеизация и американизация страны несёт не только плюсы, но и приводит к коррозии японской души, т.е. того, что делает японца - японцем, немца - немцем, а русского - русским.

Историю не остановишь. Выброшенное вместе с другими японскими реалиями на Запад оригами потеряло многие свои корешки, но за сто лет сумело-таки прижиться в переменчивом западном климате, хотя до сих пор ютиться где-то между забавами для детей и для взрослых, несмотря на то, что по врождённым способностям могло бы рассчитывать и на нечто большее. Короче, судьба типичного эмигранта где-нибудь на юге Германии.

Как это случилось? Есть ли выход из этой ситуации? Куда идёт оригами?

Необычайный интерес к оригами, определившийся в начале нашего столетия, явился скорее всего следствием общего интереса человечества в конце прошлого века к "простейшим" вещам, к элементам окружающего мира.

И повсюду выяснилось одно и то же: то, что прежде казалось элементарным, на деле оказалось интереснейшим и сложнейшим миром. И тогда пытливый ум снова вспомнил о квадрате, вспомнил, что у него, квадрата, давно уже какие-то неясные шашни с кругом, вспомнилось, что и мавры им когда-то вроде тоже увлекались, а где-то в Японии из него складывают массу занимательных вещей и вообще относятся с уважением. Квадрат показался тогда тоже такой вот элементарной и, значит, полной глубокого смысла формой.

Оригами могло родиться в Европе также в эпоху Возрождения, когда она поверила в безграничность аналитических возможностей человеческого разума и рискнула сразиться с самой Гармонией, дерзнула померить её суть алгеброй. И действительно открыла некоторые геометрические загадки Красоты, скажем золотое сечение.

Да, оригами могло тогда родиться, если бы с дерзкой тогда идеей анализа всего сущего до исходных элементов соседствовала уже тогда другая дерзкая идея - синтеза красоты из них. Увы, к идее синтеза, т.е. создания искусства из элементов люди пришли на несколько сотен лет позже. Первыми догадались строить мир из простейших кирпичиков импрессионисты, кажется. Да, в конце прошлого века (сноска_8) оригами могло родиться и в Европе.

Собственно, почти так и случилось: ведь лишь тогда у европейцев открылись глаза на японское оригами, когда они стали готовы к этому, хотя идея оригами валялась у них под ногами по меньшей мере тысячу лет, а то и дольше. В Японии его несомненно ещё в XVII веке видели уже миссионеры, и купцы, и просто любопытные мореплаватели.

На запад пришло даже не оригами, как таковое, запад обратил внимание лишь на удивительное богатство идеи складывания моделей из квадрата, и это совсем не та идея, которой жило когда-то оригами на Востоке. Если мы посмотрим, какие фигуры дожили в Японии до сегодня, то легко заметить, что они почти все культовые или церемониальные. Западное квадратосложение в такой роли не бывало, считай, никогда.

Забавно, что после осознания и признания красоты идеи оригами западные оригамисты пытаются её как бы присвоить, пытаясь вывести оригами из чисто западных корней.

Как мы знаем, японец, в отличие от европейцев, не удивлялся, что из квадрата можно извлечь так много фигур. Если японец и удивлялся, то, скорее всего, совсем другому, тому, что эти формы извлекаются не так легко, как ожидалось. Тут, может быть, и лежит главное различие западного и восточного оригами.

Японцу приносила радость далеко не любая, извлечённая из небытия форма, а лишь та, что отмечена печатью Красоты.

Западное искусство складывания из бумаги вполне удовлетворено, если из квадрата удаётся сложить хотя бы и весьма отдаленно напоминающее нечто, эстетические соображения тут по массе уступают спортивным.

На востоке оригами было, если хотите, гордым вызовом дзен - попыткой найти красоту в предельно плоском и обманчиво простом как сад Реандзи квадрате, где, как пресловутый семнадцатый камень, скрыты его оригами. Такой подход к поиску, с одной стороны, духовно окрылял ищущего, с другой стороны, снабжал его сильнейшей внутренней самоцензурой, не позволявшей ему давать жизнь всем химерам, вылезавшим из квадрата.

Не знающая устали жажда новых моделей очень характерна для, наверное, всех западных обществ любителей моделей из бумаги. "Ну и пусть на трёх ногах" - думает такой автор, - "Пусть эти ноги толстоваты, а шея коротковата, зато горбов аж три! Зато я сам это придумал! Пусть одни говорят, что он больше похож на краба, а другие - что на динозавра. Для меня это создание вылитый верблюд. И даже с присущей большому искусству элегантностью в стиле модерн."

Надо ли удивляться, что после знакомства с такими книгами оригами скорее теряет, чем находит поклонников?

Вот, наверное, самое раннее европейское впечатление от оригами, найденное в черновиках статьи Льва Толстого "Что такое искусство": "Нынешней зимой одна мама научила меня делать из бумаги, складывая и выворачивая её известным образом, петушков, которые, когда их дергаешь за хвост, махают крыльями. Выдумка эта от Японии. Я много раз делал этих петушков детям, и не только дети, но всегда все присутствующие большие, не знавшие этих петушков, и господа, и прислуга развеселялась и сближалась от этих петушков, все улыбались и радовались: как похоже на птицу эти петушки махают крыльями. Тот, кто выдумал этого петушка, от души радовался, что ему так удалось сделать подобие птицы, и чувство этого передаётся, и потому, как ни странно сказать, произведение такого петушка есть настоящее искусство".

И тогда дзенское золото, спаявшее оригами в единое целое тронулось, и оригами растеклось на три широких потока со множеством нешироких ручейков в каждом.

Первый поток. Это оригами, сложенные в традиционной манере - из квадрата, без надрезов. Развитие оригами в этом потоке означает, во-первых, находки новых заготовок, из которых потом можно сложить одно, но иногда и несколько разных оригами. Во-вторых, это обнаружение новых узлов, которые можно использовать и в других работах. Как пример можно привести розу Кавасаки - точнее, её закрученный узел, который можно встретить во многих сложных моделях.

Оригами первого потока довольно быстро достигли высокой технической сложности. Чтобы их сложить, требуется нередко несколько часов даже для продвинутых в технике оригами любителей. Кроме того, нередко необходима специальная тонкая бумага с приклеенной с обратной стороны тонкой фольгой, лишь тогда удаётся удержать модели от разрыва бумаги в процессе складывания и от потери вида фигуры от расползания со временем складок бумаги. В этом смысле западные модели этого потока далеко превосходят по сложности традиционные японские оригами.

Но вот что любопытно: они все за редким исключением скучны, ибо их достоинство, не в упрёк будет сказано, держится лишь на фотографически верной передаче оригинала, на удивлении от технической достижимости сложить какую-то фигуру из бумаги без надрезов. Беда их в том, что они совсем не подчиняются логике искусства. Стоит быть, однако, благодарным штурмующим полюс сложности оригами за то, что они невольно обнаружили для нас эту опасность максимального приближения к сходству с оригиналом.

Некоторые мастера, такие, как Поль Джексон, штурмуют другой полюс оригами - полюс простоты, пытаясь создавать оригами из минимального числа сгибов.

Знаменательно, что некоторые известные мастера оригами, создававшие достаточно сложные модели со временем переходят-таки в стан любителей несложных фигур.

В самом деле, факт существования двух полюсов оригами, наводит нас на простую мысль: “Сложность и выразительность оригами должны обязательно жить в равновесии. Если красота фигуры уступает сложности - модель обречена на забвение”. А красота, как мы теперь понимаем - это не фотографическое сходство.

Второй поток - это собственно, продолжение тех же иероглифических (см. выше) преобразований, только перенесённый на новые основы. Это модели, сложенные из правильного треугольника и половинки квадрата, оторванной по вертикали или диагонали, из пяти-, шести- и восьми- угольников и, наконец, последняя мода - просто из листа писчей бумаги стандартного формата.

Другим проявлением того же направления являются модели, созданные из половинки, четвертушки, восьмушки квадрата и т.д., то есть из двух-, трёх-, четырёх квадратов и т.д. до, наконец, моделей, сплетённых из бесконечной ленты, в которых оригами переходит фактически в макраме. Иначе говоря, картина-иероглиф всё более заменяется на привычный нам буквенный перевод, хотя это и не сразу бросается в глаза.

Третий поток. Привычка к буквенному мышлению заставила современных оригамистов сделать и более зримый шаг к переходу от традиционного японского оригами, основанного на преобразованиях квадрата как иероглифа, к современному западному линейному, аналитическому оригами. Западный мастер отказался от малопривычной ему формы иероглифической сути квадрата и окончательно перешёл к привычной ему линейной основе.

Этот шаг был сделан, когда художник впервые составил модель из двух частей, а потом и из трёх, четырёх и т.д. одинаковых частей - модулей. Здесь существенно для нас то, что тут отдельные модули, хотя и сложенные из квадратов, не имеют более своего лица, своей неповторимости и значат сами по себе уже не больше, чем отдельная буква. Иероглиф-картина сменился линейной строчкой, словом, составленным из букв.

Спустя ещё некоторое время появляются оригами, составленные из неодинаковых модулей, например, модель тиранозавра, составленная из 21 квадрата. Если подмеченная тут тенденция развития оригами верна, то в будущем следует ожидать сначала появления множества других моделей, составленных из неодинаковых модулей-букв. Постепенно из множества модулей будут отсеяны и отобраны наиболее сильные, т.е. такие, из которых, как из алфавита, можно будет составить любое слово, извините - любую наперёд заданную модель.

Россия начала знакомится с оригами по-настоящему лишь в последнее время, когда у нас возникли отечественные общества оригамистов. А это уже в корне иная ситуация, нежели та, что была на Западе в пору его знакомства с экзотическим японским искусством. И значит, мы сегодня можем уже сэкономить на тех неизбежных поисках, которые вели западные мастера, и сразу или почти сразу выйти на мировой уровень. Во всяком случае, познакомиться с шедеврами оригами, накопленными на Земле в ХХ веке легче, чем открывать их заново, не так ли?

Примерно полвека назад, когда на Западе поднялась волна интереса к оригами, им тоже, как сегодня в России, первыми заинтересовались учителя. Но тогда они ничего не могли предложить школьникам, кроме японской классики, в лучшем случае, значит, где-то пару десятков моделей - увы, слишком мало, чтобы глубоко внедрить оригами в западную культуру. Российские учителя теперь могут предложить ученикам несравнимо больше. В принципе, школа может даже сделать оригами в России любимым и настолько же общеизвестным, как оно сегодня известно, скажем, в Японии. Какой же из этого вывод? А очень простой: чистый квадрат бумаги ждёт вас, за дело, друзья! Успехов Вам!

Россия-Германия.

Сноски

Сноска_1. Попытки избавиться от рисунков, перевести их в привычную Западу аналитическую форму, надо сказать, были. Вспомним, например, разработку сделанную англичанином Джоном Смитом "Объяснительного языка оригами" (Origami Instruction Language, OIL), в которой он попытался заменить текст условными формулами.

Сноска_2. Напомню о специфике работы полушарий мозга. Связи правого полушария с обработкой образной информации, а левого - с логикой. При написании иероглифов, оказывается, работает более правое полушарие, а при написании букв, японской слоговой азбуки кана, занято, в основном, левое.

Сноска_3. И действительно, многие племена, сохранившие до новейшего времени пиктографическую письменность, скажем, североамериканские индейцы, владеют также странным искусством, которое весьма вероятно обязано появлением привычке к "пиктографическому мышлению". Я имею в виду искусство вязания из веревки, связанной в кольцо, различных фигур. Собственно, такая игра в веревочку есть во многих странах, но лишь индейцы развили её до уровня искусства. Очень интересно, в этой игре также есть запрет, родственный оригами: запрет разрезать или развязывать, и затем снова связывать кольцо во время плетения фигуры. Запрет, как видим, полностью совпадает с таковым на применение ножниц и клея в оригами.

Сноска_4. Помимо переносного буддийского смысла такие цепи, несомненно, изрядно облегчали распространение оригами. Запомнить одну заготовку и дюжину её эффектных вариаций было, разумеется, проще, чем дюжину совершенно не имеющих ничего общего схем складывания.

Сноска_5. Скорее всего, оригами было лишь попыткой, иначе мы обязательно знали бы имя создателя знаменитой птички и других традиционных фигурок, как мы знаем создателей театра Но, икебаны, японских садов, чайной церемонии и т.д. Развиться в Путь оригами не могло, скорее всего, в силу некоторых своих внутренних особенностей. Прежде всего в оригами невозможен "прорыв" к новой фигурке, мгновенная импровизация, которая, вообще, характерна для искусства дзен. Создать новое оригами, как танку сразу, одним куском, как сиюминутный отклик на Красоту мира, просто невозможно. С другой стороны, оригами было возможно "тиражировать" каждое другими руками, тогда как шедевры дзенских мастеров, в принципе, индивидуальны и неповторимы.

Сноска_6. Оригами повезло даже больше других. В самом деле, много ли европейцев умеет составить икебана, владеет карате или знает правила чайной церемонии? А вот журавлика и машущую крыльями птицу умеют сложить уже сравнительно многие.

Сноска_7. Это всё всерьез предлагал в конце прошлого века японский министр просвещения (!) Мори Оринори.

Сноска_8. Статья написана примерно в 1997 г., т.е. речь идёт о XIX веке (прим. ред.).